Все начинается с любви...
Твердят:
«Вначале
было
слово...»
А я провозглашаю снова:
Все начинается
с любви!..

Все начинается с любви:
и озаренье,
и работа,
глаза цветов,
глаза ребенка -
все начинается с любви.

Все начинается с любви,
С любви!
Я это точно знаю.
Все,
даже ненависть -
родная
и вечная
сестра любви.

Все начинается с любви:
мечта и страх,
вино и порох.
Трагедия,
тоска
и подвиг -
все начинается с любви...

Весна шепнет тебе:
«Живи...»
И ты от шепота качнешься.
И выпрямишься.
И начнешься.
Все начинается с любви!

1983

Роберт Рождественский

ЛитератураКаталог стихотворенийМарина Цветаева — стихиМарина ЦветаеваЯ бы хотела жить с Вами……Я бы хотела жить с Вами
В маленьком городе,
Где вечные сумерки
И вечные колокола.
И в маленькой деревенской гостинице —
Тонкий звон
Старинных часов — как капельки времени.
И иногда, по вечерам, из какой-нибудь мансарды —
Флейта,
И сам флейтист в окне.
И большие тюльпаны на окнах.
И может быть, Вы бы даже меня любили…


Посреди комнаты — огромная изразцовая печка,
На каждом изразце — картинка:
Роза — сердце — корабль. —
А в единственном окне —
Снег, снег, снег.Вы бы лежали — каким я Вас люблю: ленивый,
Равнодушный, беспечный.
Изредка резкий треск
Спички.Папироса горит и гаснет,
И долго-долго дрожит на ее краю
Серым коротким столбиком — пепел.
Вам даже лень его стряхивать —
И вся папироса летит в огонь.

М. Цветаева.

Баллада о прокуренном вагоне

— Как больно, милая, как странно,
Сроднясь в земле, сплетясь ветвями, —
Как больно, милая, как странно
Раздваиваться под пилой.
Не зарастет на сердце рана,
Прольется чистыми слезами,
Не зарастет на сердце рана —
Прольется пламенной смолой.
— Пока жива, с тобой я буду —
Душа и кровь нераздвоимы, —
Пока жива, с тобой я буду —
Любовь и смерть всегда вдвоем.
Ты понесешь с собой, любимый, —
Ты понесешь с собой повсюду,
Ты понесешь с собой повсюду
Родную землю, милый дом.
— Но если мне укрыться нечем
От жалости неисцелимой,
Но если мне укрыться нечем
От холода и темноты?
— За расставаньем будет встреча,
Не забывай меня, любимый,
За расставаньем будет встреча,
Вернемся оба — я и ты.
— Но если я безвестно кану —
Короткий свет луча дневного, —
Но если я безвестно кану
За звездный пояс, млечный дым?
— Я за тебя молиться стану,
Чтоб не забыл пути земного,
Я за тебя молиться стану,
Чтоб ты вернулся невредим.
Трясясь в прокуренном вагоне,
Он стал бездомным и смиренным,
Трясясь в прокуренном вагоне,
Он полуплакал, полуспал,
Когда состав на скользком склоне
Вдруг изогнулся страшным креном,
Когда состав на скользком склоне
От рельс колеса оторвал.
Нечеловеческая сила,
В одной давильне всех калеча,
Нечеловеческая сила
Земное сбросила с земли.
И никого не защитила
Вдали обещанная встреча,
И никого не защитила
Рука зовущая вдали.
С любимыми не расставайтесь,
С любимыми не расставайтесь,
С любимыми не расставайтесь,
Всей кровью прорастайте в них,-
И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
Когда уходите на миг.

Александр Кочетков, 1932 г.

Девушка пела в церковном хоре
О всех усталых в чужом краю,
О всех кораблях, ушедших в море,
О всех, забывших радость свою.

Так пел ее голос, летящий в купол,
И луч сиял на белом плече,
И каждый из мрака смотрел и слушал,
Как белое платье пело в луче.

И всем казалось, что радость будет,
Что в тихой заводи все корабли,
Что на чужбине усталые люди
Светлую жизнь себе обрели.

И голос был сладок, и луч был тонок,
И только высоко, у царских врат,
Причастный тайнам, — плакал ребенок
О том, что никто не придет назад.

Александр Блок, 1905 г.

Бал Господен

В пыльный маленький город, где Вы жили ребенком,
Из Парижа весной к Вам пришел туалет.
В этом платье печальном Вы казались Орленком,
Бледным маленьким герцогом сказочных лет...

В этом городе сонном Вы вечно мечтали
О балах, о пажах, вереницах карет
И о том, как ночами в горящем Версале
С мертвым принцем танцуете Вы менуэт...

В этом городе сонном балов не бывало,
Даже не было просто приличных карет.
Шли года. Вы поблекли, и платье увяло,
Ваше дивное платье «Мэзон Лавалетт».

Но однажды сбылися мечты сумасшедшие.
Платье было надето. Фиалки цвели.
И какие-то люди, за Вами пришедшие,
В катафалке по городу Вас повезли.

На слепых лошадях колыхались плюмажики,
Старый попик любезно кадилом махал...
Так весной в бутафорском смешном экипажике
Вы поехали к Богу на бал.

Александр Вертинский, 1917 г.

Я грешен, падре. Безмерно грешен.


За это можно и драть, и вешать, тебе несу я в горсти черешен — смотри, меж пальцев стекает сок.


Алтарь расколот и храм разрушен — гляжу в нутро, вынимаю душу, тебя изящный розарий душит, а я напротив стою босой.


Я нежен, падре. До дрожи нежен.


А ты шипишь: «Убирайся, нежить!» — с кривой усмешкой мне горло режешь, а в грудь с размаху вгоняешь крест.


Черешней спелой пропитан воздух, ты молча смотришь — смешной, серьёзный, я дам тебе полчаса на роздых — играй, покуда не надоест.


Я вырос, падре. Давненько вырос.


Иконы сгнили, расчищен клирос, в твоей крови, как смертельный вирус, сумею долго ещё прожить.


Разбитый рот перепачкан алым, ты медлишь, будто бы ждёшь сигнала.


Таким, как ты, постоянно мало — ты хочешь больше?


Тогда свяжи.


Ёсими

Посмотри на меня — я по горло стою в воде, я однажды дождусь — и волны меня накроют, я оставила всё, что могло бы меня задеть, все обиды, что прежде гудели пчелиным роем, я стою, и вокруг — блаженная пустота, и такая же тут: у меня в голове и сердце, и душа моя будет совсем как вода чиста.

Только вот от себя мне совсем никуда не деться.

Ты ныряешь — и вот идут по воде круги, я смогла посчитать их — и вновь набрала семнадцать, в параллельной вселенной каждый из нас погиб, чтобы кто-то другой мог хотя бы за нас обняться. В параллельной вселенной — но мы-то с тобою здесь, и круги исчезают бесследно, как боль и тяжесть.

Плыть приходится долго — будто летишь к звезде. Знал ли кто-то из нас, кого он к себе привяжет?

У меня на лице вуалью застыла соль, ты стираешь её промокшей насквозь футболкой, ты глядишь на меня, взъерошенный и босой, и любое касание кажется чем-то колким. Я прижму тебя крепче, насколько хватает сил, чтобы время, над нами сжалившись, вновь застыло.

Остаётся одно, о чём я могу просить — надави, если будет нужно, на мой затылок

Назначь мне свиданье
на этом свете.
Назначь мне свиданье
в двадцатом столетье.
Мне трудно дышать без твоей любви.
Вспомни меня, оглянись, позови!
Назначь мне свиданье
в том городе южном,
Где ветры гоняли
по взгорьям окружным,
Где море пленяло
волной семицветной,
Где сердце не знало
любви безответной.
Ты вспомни о первом свидании тайном,
Когда мы бродили вдвоем по окраинам,
Меж домиков тесных,
по улочкам узким,
Где нам отвечали с акцентом нерусским.
Пейзажи и впрямь были бедны и жалки,
Но вспомни, что даже на мусорной свалке
Жестянки и склянки
сверканьем алмазным,
Казалось, мечтали о чем-то прекрасном.
Тропинка все выше кружила над бездной...
Ты помнишь ли тот поцелуй
поднебесный?..
Числа я не знаю,
но с этого дня
Ты светом и воздухом стал для меня.
Пусть годы умчатся в круженье обратном
И встретимся мы в переулке Гранатном...
Назначь мне свиданье у нас на земле,
В твоем потаенном сердечном тепле.
Друг другу навстречу
по-прежнему выйдем,
Пока еще слышим,
Пока еще видим,
Пока еще дышим,
И я сквозь рыданья
Тебя заклинаю:
назначь мне свиданье!
Назначь мне свиданье,
хотя б на мгновенье,
На площади людной,
под бурей осенней,
Мне трудно дышать, я молю о спасенье...
Хотя бы в последний мой смертный час
Назначь мне свиданье у синих глаз.

Мария Петровых, 1953 г.

Так вот для чего это лето стояло
в горле как кость и вода:
ни утешеньем, ни счастьем не стало,
а благодарностью — да.


Ну вот и умер еще один человек, любивший меня. И вроде бы сердце в крови,
но выйдешь из дома за хлебом, а там — длинноногие дети,
и что им за дело до нашей счастливой любви?
И вдруг догадаешься ты, что жизнь вообще не про это.

Не про то, что кто-то умер, а кто-то нет,
не про то, что кто-то жив, а кто-то скудеет,
а про то, что всех заливает небесный свет,
никого особенно не жалеет.

— Ибо вся наша жизнь — это только погоня за счастьем,
но счастья так много, что нам его не унести.
Выйдешь за хлебом — а жизнь пронеслась: «Это лето, Настя.
Сердце мое разрывается на куски».


Мужчины уходят и женщины (почему-то),
а ты стоишь в коридоре и говоришь опять:
— В нежную зелень летнего раннего утра
хорошо начинать жить, хорошо начинать умирать…

Мать уходит, отец стареет, курит в дверях сигарету,
дети уходят, уходят на цыпках стихи…
А ты говоришь, стоя в дверях: — Это лето, лето…
Сердце моё разрывается на куски.

Д. Воденников

Мы снисхожденья друг от друга не ждем -
Вино полночное приправлено виной,
Но я не стану сожалеть ни о чем:
Мой бой проигран, но проигран все ж не мной!

Карты скинуты и выверен итог:
Вам - победу, а мне - считать потери;
Память горькая нажала на курок,
Ветер зимний захлопнул в осень двери...

Мне исправить невозможно ничего!
Мир разбит и морю отданы осколки;
Я Ваш пленник, ну да, в общем, что с того-
В сожаленьях до смешного мало толку...

Чем дальше дни, подобно чайкам, летят,
Тем удивительнее этот странный плен:
Я потерял, что только мог потерять,
Но обретаю много лучшее взамен!

С Вами странно и мучительно-легко,
Разум тёмен, а сердце в вихре ветра
Закружилось и разбило лёд оков;
Я не знаю, как быть - и нет ответа...

Кровь моя смеётся долгу вопреки!
Разум птицей в клетке мечется тревожно:
Знали мы, что Юг и Север не свести,
Но Излом не знает слов "Нельзя" и "Можно".

И я надеюсь, веру в сердце храня,
В один из длинных и стеклянно-звонких дней
Прийти туда, где Вы дождетесь меня,
Мой враг, что лучше самых преданных друзей!


Мне так дорог злой огонь безумных глаз;
Срок придет - и мы все своё получим,
Только помните: я счастлив встретить Вас,
Враг мой бешеный - друг мой неразлучный...

Что ж, зажженному положено гореть!
Мы не знаем, что судьба подбросит вскоре:
Даст она кому-то жизнь, кому-то - смерть,
Ну, а с Вами нас всегда рассудит МОРЕ...

(Текст песни "Канцлер Ги".)

Когда я стану старой тёткой,
И стервой злой наверняка,
В кошмарных спущенных колготках,
К тому же чокнутой слегка,

Когда ходить я буду с палкой,
Чесать свой крючковатый нос,
Со старой выцветшей мочалкой
На голове вместо волос,

Ко мне негаданно нагрянет,
По злой иронии судьбы,
Мой долгожданный принц-засранец,
Мой гений чистой красоты.

Лишь глянет на меня вполглаза,
И пропадёт любовный пыл…
Ему прошамкаю: «Зараза!
Подонок! Где ж ты раньше был?»…

И он, кладя в стаканчик челюсть,
Вздохнёт, прошамкает, икнёт:
Промямлит тихо: «Моя прелесть!»
И к ножкам как кулёк падёт.

«Я шел к тебе, терпя мученья,
И много подвигов свершал,
Копил я злато и каменья,
И крохи знаний собирал.

И вот теперь тебя достоин!
Теперь, прЫнцесса, все твоё!»
…Ах, старый лысый глупый воин!
И что нам делать, ё-моё?

У этой маленькой страшилки
Мораль мы всё-таки найдем:
Пока вы можете – ЛЮБИТЕ!
А прЫнцев после подождём!

Автор: Инесса Белобородько

Морозно, и наглухо заперты двери.
В колонках тихонько играет Стэн Гетц.
В начале восьмого, по пятницам, к Вере,
Безмолвный и полный, приходит пиздец.

Друзья оседают по барам и скверам
И греются крепким, поскольку зима.
И только пиздец остается ей верным.
И в целом, она это ценит весьма.

Особо рассчитывать не на что, лежа
В кровати с чугунной башкою, и здесь
Похоже, всё честно: у Оли Сережа,
У Кати Виталик, у Веры пиздец.

У Веры характер и профиль повстанца.
И пламенный взор, и большой аппетит.
Он ждёт, что она ему скажет «Останься»,
Обнимет и даже чайку вскипятит.

Но Вера лежит, не встает и не режет
На кухне желанной колбаски ему.
Зубами скрипит. Он приходит на скрежет.
По пятницам. Полный. И сразу всему.

Вера Полозкова

Можно я тоже лирики тематической добавлю. Она сурова и безжалостна.

Если птице отрезать руки,
Если ноги отрезать тоже,
Эта птица умрет от скуки,
Потому что сидеть не сможет.

У поэта отнимаешь рифму - Что клешню оторвешь у краба,
Потому что поэт без рифмы - Все равно что мужик без бабы!

Аркадий Арканов