Может что-то с колонками


когда-то
они сидели напротив друг-друга
на мягком ковре
и по очереди
ставили друг-другу
пластинки
из друг-дружного прошлого…
битлов сменяли роллинги
Хендрикса Джоплин
Моррисона Дилан
и не нужно было больше ничего
ни вина
ни сигарет
ни даже постели
только две пары
постепенно отвыкающих от одиночества
растворенных друг-в-друге
зеленых глаз
и музыка…
за окном
жирнели тучи
лысели деревья
собирались на юг птицы
а в комнате
раннего Уэйтса
сменял ранний Клэптон…
им до сих пор
больше всего на свете хочется знать
когда и почему
они перестали слышать музыку…
они и сейчас
пытаются иногда ставить свои любимые пластинки
каждый самому себе
только вместо знакомых звуков
из колонок несутся непонятные хрипы
и две пары
давно привыкших к одиночеству
зелёных глаз
смотрят как за окном
снова жирнеют тучи
лысеют деревья
и собираются на юг птицы
дети или внуки тогдашних птиц…
вожак сказал
что в этом году
они полетят
под коэновскую «Аллилуйю»…


Шарль С Патриков

Это может быть, что вы не замечали,
Что на этом свете вовсе не одна,
Разные есть тишины, что тишина
Может в камне быть, иль, например, в вуали,
Тишина всегда есть в искренней печали.

Я всегда искал ее, ее одну,
Эту сложную, большую тишину
По старинным и заглохшим амбразурам,
В лампе под зеленым абажуром
И под небом серым, благородным, хмурым...

Так как в юности я был в любви несчастным,
Так как я скучаю и всегда один,
Так как я считаю в мире всё напрасным,
Я собрал себе коллекцию тишин.

Труд мой был безмолвным, долгим и опасным. Слово лишь намек роскошнейших
молчаний.
Дружелюбные читатели стихов,
Вы должны быть сами полными
мечтаний.
Я еще коллекции сбираю – снов,
Глаз, закатов, тьмы и северных сияний.


Алексей Лозина-Лозинский

У профессиональных игроков
Любая масть ложится перед червой.
Так век двадцатый — лучший из веков —
Как шлюха упадёт под двадцать первый.

Я думаю, учёные наврали,
Прокол у них в теории, парез:
Развитие идёт не по спирали,
А вкривь и вкось, вразнос, наперерез.1976.В.С.В.

Шагая своею дорогой...



Не бывает случайных падений.
Есть уроки, что нужно пройти.
Отряхни, не стесняясь, колени
И уверено дальше иди.

Если в прошлом друзья предавали,
Если жизнь поджигала мосты,
Значит, звёзды тебе подсказали,
Что не с теми общаешься ты.

Если много несчастий бывало,
В одночасье, все планы круша,
Не скули, а начни всё сначала,
Если этого хочет душа

И рискуй, за попыткой попытка
Приведёт к нужной цели потом.
Ведь тепло не от золота слитка,
А от чувств, что в сердечке твоём.

Нет, поверь, безнадёжных мечтаний,
К ним навстречу хоть шаг соверши
И судьба без особых терзаний,
Всё подарит тебе для души.

То, что в прошлом осталось, не трогай.
То, что в будущем будет, как знать?
Но шагая своею дорогой,
Все дороги сумеешь познать.

Самарина-Лабиринт

О, мой застенчивый герой,ты ловко избежал позора.
Как долго я играла роль,
не опираясь на партнера!

К проклятой помощи твоей
я не прибегнула ни разу.
Среди кулис, среди теней
ты спасся, незаметный глазу.

Но в этом сраме и бреду
я шла пред публикой жестокой -
все на беду, все на виду,
все в этой роли одинокой.

О, как ты гоготал, партер!
Ты не прощал мне очевидность
бесстыжую моих потерь,
моей улыбки безобидность.

И жадно шли твои стада
напиться из моей печали.
Одна, одна - среди стыда
стою с упавшими плечами.

Но опрометчивой толпе
герой действительный не виден.
Герой, как боязно тебе!
Не бойся, я тебя не выдам.

Вся наша роль - моя лишь роль.
Я проиграла в ней жестоко.
Вся наша боль - моя лишь боль.
Но сколько боли. Сколько. Сколько.

Белла Ахмадулина

Можно тебя на пару ночей?
Можно на пару снов?
Тёплыми пальцами на плече,
солнцем, что жжёт висок.
Тенью, проникшей в дверной проём, правом на поцелуй,
спешно украденный под дождём
из острых взглядов-пуль.
Можно тебя на короткий вдох,
выдох, мурашек бег?
Время плести из мгновений-крох,
стряхивать с шапки снег.
Общими сделать табак и чай,
поздний сеанс в кино.
Петь под гитару, легко звучать
музыкой общих нот.
Можно тебя в неурочный час,
в самый отстойный день?
Куртку неловко стащив с плеча,
молча отдать тебе.
трогать ботинком осколки льдин,
времени сбросив счёт.
По переулкам пустым бродить
до покрасневших щёк.
Можно тебя на недолгий срок
в комнате для двоих?
Следом руки украшать бедро,
выстроив ровный ритм.
Звёзды ловить, захватив балкон,
кутаясь в темноту,
и перекатывать языком
вкус твоих губ во рту.
Можно тебя, крепко сжав ладонь,
вывести за порог?
Выменять скучно-спокойный дом
на пыль больших дорог.
Взять напрокат развалюху-додж
и превратить в постель.
Громко смеясь, выносить под дождь
жар обнажённых тел.
Можно тебя приучить к себе
и приручить тебя?
Мнению, обществу и судьбе
бросить в лицо снаряд.
Делать лишь то, от чего в груди
будет пылать пожар,
юными, смелыми обойти
весь необъятный шар.
Можно тебя без тревог и мук,
без бесполезных фраз?
Знаешь, я всё говорил к тому:
можно тебя сейчас?

Джио Россо

Если про Джио Россо. Считаю, самое у него. Есть ещё одно. Но потом.

Когда увидишь мой смятый след, услышишь выстрелы за спиной, поймешь, что против меня весь свет, поймешь, что мир на меня войной, оставь дела и запри в сундук, вели соседке кормить кота, рассеяв выдохом тишину, иди к знакомым тебе местам.Лови сигналы на частоте, чужие сбрасывая звонки, (приметы: родинка на щеке и раздражающие шаги). Ищи меня в сводках новостей, в строке бегущей, в пустом окне, меня, продрогшего до костей, меня, стоящего в стороне. Меня, потерянного в себе и вечно спорящего с тобой, пускай меняется континент и пояс движется часовой. Пускай плывут под водой киты, а буревестник взлетает вверх, пока ты видишь мои следы, пока не продан последний смех, иди за мной, отыщи меня, в открытом космосе, среди льдин, от бега быстрого пусть горят глаза и щеки, и нет причин, чтоб защищать меня от судьбы и слепо следовать по пятам. И пусть на куртке осядет пыль, и пусть ботинки сотрутся в хлам, пока ты веришь в меня - я жив, и пусть тебе говорят, что я - всего лишь сказка, безумный миф, мозг пожирающий страшный яд, пускай меня отрицает свет, пусть от меня отказался бог, пусть я безмолвен, и глух, и слеп, и с губ слетает последний вздох, пускай меня замели пески, пусть под ногами дрожит земля, не отнимай от меня руки, не отрекайся, держи меня.И до тех пор, пока ты со мной, пока ты веришь в меня еще, и на губах твоих моря соль, кусает ветер поверхность щек, а сердце гулко стучит в груди, и твой румянец затмил зарю, иди за мной, лишь за мной иди.Ищи.Я тоже тебя ищу. (С)

Есть ответ ему)))

Ответ.
Стоптала груды я башмаков, в пустыне знойной стремясь к тебе. Застыло сердце среди снегов, когда сказали, что ты - нигде. Но смех растопит кусочки льда, когда, спустившись на дно морей, верну надежду обнять тебя, взяв позывные за сто земель. Когда в невесомость взлетев с острых скал, напав на след через облака, я буду верить, что ты меня звал, я буду верить, что я нужна. Только зови, продолжай окликать всегда, в толпе завидев копну мою, цвета солнечного луча, утонувшего в черном чаю. И на упрямое: «Я сама» ты усмехнешься, поможешь мне. Тогда взгляну я в твои глаза, увижу родинку на щеке. И станет мгновеньем столетий ряд, в скитаниях сгинувший без тебя. Откроет вечность для нас этот взгляд. И губы скажут, что все не зря. Пока надежда еще жива, пока я знаю: ты ждешь меня, не испустила последний вздох в моем теле моя душа. Пока назло уговорам забыть мечтать еще способна шагать нога, не перестану тебя искать. И ты, конечно, ищи меня.
Tasha.L

Ты однажды придешь в мой дом,
мой маленький дом в лесу.
Скажешь весело: «здравствуй, Том.
Я пришел. Ты проспорил су».
Бросишь пыльный рюкзак на стол,
и за ухом почешешь кота.
Белой глыбой с заснеженных гор,
в моем сердце умрет пустота.
Но я сделаю вид, что не ждал.
Не скучал, отмеряя дни.
Просто я очень сильно устал.
Я чертовски устал от любви.
От любви ко всему и всем:
к близким, женщинам и друзьям.
Ведь привязанность – тот же плен. Полюбить – потерять себя.
Я один. Разве это грех?
У меня есть табак. И кот.
Я же счастлив. Счастливей всех.
И в груди не болит, не жжет.
Твой французский смешной акцент, итальянский кипящий нрав.
Ставил су? Я поставлю цент,
(будто бы окажусь неправ),
ты, конечно, свернул с пути,
или встретил свою судьбу.
Или может, нашел синих птиц,
тех, что птицами счастья зовут.
И ты вспомнил, что где-то есть друг.
(раньше ты всем делился со мной:
сигаретой, теплом своих рук,
счастьем, горечью и виной).
Ты расскажешь, как мир постарел.
И про джунгли больших городов.
Что нет больше сражений и стрел,
не приходят колдуньи из снов.
Может быть, я в ответ промолчу.
Может быть, улыбнусь слегка.
Я отвык от эмоций и чувств,
став одним из кривых зеркал.
Ты отставишь вино и чай,
/ты все время куда-то спешишь/,
скажешь весело: ««не скучай».
И уйдешь в свою новую жизнь.
Я один. Разве это грех?
У меня есть табак. И кот.
Я так счастлив. Счастливей всех.
Я счастливейший идиот.
Я допью свой остывший грог,
и на плечи накину пальто.
Прочь из дома, сквозь дым и смог,
безнадежно надеясь, что
ты однажды придешь в мой дом,
мой заснеженный дом в лесу.
Скажешь тихо: ну, здравствуй, Том.
Я пришел. Я тебя спасу.


Тоже сказка Джио

Но ты, печальный Прохожий,
Прохожий, что беден так же, как я,
Иди со мной по дороге
В час, когда отправляемся мы
По утрам суровым и полным тревоги
Встречать монотонную жизнь.
- Потому что боимся мы умереть. -
Мы хотели б с тобой умереть.
Потому что век наш весь в черном,
Он носит цилиндр высокий,
И все-таки мы продолжаем бежать,
А затем когда бьет на часах
Бездействия час и час отстраненья
От дел повседневных,
Тогда приходит к нам раздвоенье
И мы ни о чем не мечтаем.

Слушай Прохожий!
Слушай! А после, не зная друг друга,
Мы с тобою расстанемся.
В путь отправляйся. Дорога пылится вдали.

Гийом Апполинер. Фрагмент.

Не хочу быть ничьею женой и бабой
тёлкой, шлюхой, соперницей и богиней
каждый, кто приходил, оказался слабым
и в конечном счёте меня покинул
не хочу быть любимицей, музой или кокеткой,
потихоньку я превратилась в окаменелость,
и срослась в костяную пластину грудная клетка,
вот с тех пор ничего уже больше и не хотелось

воды памяти не подвели и сточили колья
И они уже не войдут мне в живот, как в масло,
даже если я не узнаю, что я такое —
я хотя бы узнала, что надо мной не властно.