Эдгар Аллан По (Edgar Allan Poe)
Город на море
Здесь Смерть себе воздвигла трон,Здесь город, призрачный, как сон.
Стоит в уединеньи странном,
Вдали, на Западе туманном,
Где добрый, злой, и лучший, и злодей
Прияли сон — забвение страстей.
Здесь храмы и дворцы и башни,
Изъеденные силой дней,
В своей недвижности всегдашней,
В нагроможденности теней,
Ничем на наши не похожи.
Кругом, где ветер не дохнёт,
В своем невозмутимом ложе,
Застыла гладь угрюмых вод.

Над этим городом печальным,
В ночь безысходную его,
Не вспыхнет луч на Небе дальном.
Лишь с моря, тускло и мертво,
Вдоль башен бледный свет струится,
Меж капищ, меж дворцов змеится.
Вдоль стен, пронзивших небосклон.
Бегущих в высь, как Вавилон,

Среди изваянных беседок,
Среди растений из камней,
Среди видений бывших дней,
Совсем забытых напоследок,
Средь полных смутной мглой беседок,
Где сетью мраморной горят
Фиалки, плющ и виноград.

Но отражая небосвод,
Застыла гладь угрюмых вод.
И тени башен пали вниз,
И тени с башнями слились,
Как будто вдруг, и те, и те,
Они повисли в пустоте.
Меж тем как с башни — мрачный вид!
Смерть исполинская глядит.

Зияет сумрак смутных снов
Разверстых капищ и гробов,
С горящей, в уровень, водой;
Но блеск убранства золотой
На опочивших мертвецах,
И бриллианты, что звездой
Горят у идолов в глазах,
Не могут выманить волны
Из этой водной тишины.
Хотя бы только зыбь прошла
По гладкой плоскости стекла,
Хотя бы ветер чуть дохнул
И дрожью влагу шевельнул.
Но нет намёка, что вдали,
Там, где-то, дышут корабли,
Намёка нет на зыбь морей,
Не страшных ясностью своей.

Но чу! Возникла дрожь в волне!
Пронёсся ропот в вышине!
Как будто башни, вдруг осев,
Разъяли в море сонный зев, —
Как будто их верхи, впотьмах,
Пробел родили в Небесах.
Краснее зыбь морских валов,
Слабей дыхание Часов.
И в час, когда, стеня в волне,
Сойдёт тот город к глубине,
Прияв его в свою тюрьму,
Восстанет Ад, качая тьму,
И весь поклонится ему.

Перевод К.Д. Бальмонта, 1901 г.

Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес,
Оттого что лес — моя колыбель, и могила — лес,
Оттого что я на земле стою — лишь одной ногой,
Оттого что я о тебе спою — как никто другой.Я тебя отвоюю у всех времен, у всех ночей,
У всех золотых знамен, у всех мечей,
Я ключи закину и псов прогоню с крыльца —
Оттого что в земной ночи я вернее пса.Я тебя отвоюю у всех других — у той, одной,
Ты не будешь ничей жених, я — ничьей женой,
И в последнем споре возьму тебя — замолчи!-
У того, с которым Иаков стоял в ночи.Но пока тебе не скрещу на груди персты —
О проклятие!- у тебя остаешься — ты:
Два крыла твои, нацеленные в эфир,-
Оттого, что мир — твоя колыбель, и могила — мир!

Я входил вместо дикого зверя в клетку,
выжигал свой срок и кликуху гвоздем в бараке,
жил у моря, играл в рулетку,
обедал черт знает с кем во фраке.
С высоты ледника я озирал полмира,
трижды тонул, дважды бывал распорот.
Бросил страну, что меня вскормила.
Из забывших меня можно составить город.
Я слонялся в степях, помнящих вопли гунна,
надевал на себя что сызнова входит в моду,
сеял рожь, покрывал черной толью гумна
и не пил только сухую воду.
Я впустил в свои сны вороненый зрачок конвоя,
жрал хлеб изгнанья, не оставляя корок.
Позволял своим связкам все звуки, помимо воя;
перешел на шепот. Теперь мне сорок.
Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной.
Только с горем я чувствую солидарность.
Но пока мне рот не забили глиной,
из него раздаваться будет лишь благодарность.

Владимир МаяковскийЛИЛИЧКА!ВМЕСТО ПИСЬМАДым табачный воздух выел.
Комната —
глава в крученыховском аде.
Вспомни —
за этим окном
впервые
руки твои, исступленный, гладил.
Сегодня сидишь вот,
сердце в железе.
День еще —
выгонишь,
может быть, изругав.
В мутной передней долго не влезет
сломанная дрожью рука в рукав.
Выбегу,
тело в улицу брошу я.
Дикий,
обезумлюсь,
отчаяньем иссечась.
Не надо этого,
дорогая,
хорошая,
дай простимся сейчас.
Все равно
любовь моя —
тяжкая гиря ведь —
висит на тебе,
куда ни бежала б.
Дай в последнем крике выреветь
горечь обиженных жалоб.
Если быка трудом умо́рят —
он уйдет,
разляжется в холодных водах.
Кроме любви твоей,
мне
нету моря,
а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.
Захочет покоя уставший слон —
царственный ляжет в опожаренном песке.
Кроме любви твоей,
мне
нету солнца,
а я и не знаю, где ты и с кем.
Если б так поэта измучила,
он
любимую на деньги б и славу выменял,
а мне
ни один не радостен звон,
кроме звона твоего любимого имени.
И в пролет не брошусь,
и не выпью яда,
и курок не смогу над виском нажать.
Надо мною,
кроме твоего взгляда,
не властно лезвие ни одного ножа.
Завтра забудешь,
что тебя короновал,
что душу цветущую любовью выжег,
несуетных дней взметенный карнавал
растреплет страницы моих книжек...
Слов моих сухие листья ли
заставят остановиться,
жадно дыша?
Дай хоть
последней нежностью выстелить
твой уходящий шаг.
26 мая 1916 г. Петроград

В каждой хорошенькой девушке,
В каждой застенчивой лапушке,
Могут быть где-то упрятаны
Развратные гены прабабушки....

Умиpaeт влaдeлeц, нo вeщи eгo ocтaютcя,
Heт им дeлa, вeщaм, дo чyжoй, чeлoвeчьeй бeды.
B чac кoнчины твoeй дaжe чaшки нa пoлкax нe бьютcя
И нe тaют, кaк льдинки, cвepкaющиx pюмoк pяды.

Moжeт быть, для вeщeй и нe cтoит излишнe cтapaтьcя, —
Тaк пoкopнo дpyгим пoдcтaвляют ceбя зepкaлa,
И тoлпoю зeвaк paвнoдyшныe cтyлья тoлпятcя,
И нe дpoгнyт, нe cкpипнyт гpaнeныe нoги cтoлa.

Oттoгo, чтo тeбя пoчeмy-тo нe cтaнeт нa cвeтe,
Элeктpичecкий cчeтчик нe зaвepтитcя нaoбopoт,
He yмpeт тeлeфoн, нe зacвeтитcя плeнкa в кacceтe,
Xoлoдильник, pыдaя, зa гpoбoм твoим нe пoйдeт.

Бyдь влaдыкoю иx, нe oтдaй им ceбя нa зaклaньe,
Бyдь вceгдa cпpaвeдливым, бeccтpacтным xoзяинoм иx, —
Тoт, ктo жил для вeщeй, — вce тepяeт c пocлeдним
дыxaньeм,
Тoт, ктo жил для людeй, — пocлe cмepти живeт cpeдь
живыx.

Baдим Шeфнep

РЕДЬЯРД КИПЛИНГ «СЕРЫЕ ГЛАЗА — РАССВЕТ...»

Серые глаза — рассвет,Пароходная сирена,
Дождь, разлука, серый след
За винтом бегущей пены.

Чёрные глаза — жара,В море сонных звёзд скольженье,
И у борта до утра
Поцелуев отраженье.Синие глаза — луна,Вальса белое молчанье,
Ежедневная стена
Неизбежного прощанья.

Карие глаза — песок,Осень, волчья степь, охота,
Скачка, вся на волосок
От паденья и полёта.

Нет, я не судья для них,Просто без суждений вздорных
Я четырежды должник
Синих, серых, карих, чёрных.

Как четыре стороны, Одного того же света,
Я люблю — в том нет вины —
Все четыре этих цвета.

Я красивее всех с нашей улицы,
И достойна возвышенных чувств.
Потому в женихи себе, умнице,
Не кого-нибудь — принца хочу!

Ум с харизмой не спрятать под масками,
Ждут меня Уолл-стрит и Бродвей,
Расцвела я как роза дамасская
Для самца королевских кровей.

Брови угольные, губы аленьки,
Зашнурован корсет натощак...
В холостяцкой девчоночьей спаленке
Предвкушаю любовь, трепеща.

Но герой королевского имени
Всё не скачет на белом коне...

То ли принцы, заразы, повымерли,

То ли я охуела вконец.

(c) Лисёнкова

Тот был счастливый переход,
От многомесячного сплина до непредвиденных забот.
Дурил декабрь. Кончался год.
Хватало утром аспирина,
Вина к полудню,
Водки в ночь,
Заметок в номер.
В промежутках по семьям и романам прочь. Мы разбредались.
Не до шуток,
Бывало нам и там и тут.
По семьям сдержанно молчали,
Влюбленные порой кричали.
И уходили сторонясь, от чувств сердечных, торопясь.
Дурил декабрь. Кончался год.
Она-глупа, он-идиот.©

Вера Полозкова

Как объяснить слепому,
Слепому, как ночь, с рожденья,
Буйство весенних красок,
Радуги наважденье?

Как объяснить глухому,
С рожденья, как ночь, глухому,
Нежность виолончели
Или угрозу грома?

Как объяснить бедняге,
Рожденному с рыбьей кровью,
Тайну земного чуда,
Названного любовью?/Ю.Друнина/

Две строчки из уст прозвучат как пароль,
Возьмет в руки плеть моя визави,-
"Ты можешь любую здесь вытерпеть боль,
Лишь если она- изнанка любви."

(моё, только что написал)