Вопреки запретам (повесть)

Глава 9

Рэйка, как и все остальные рабы, стояла в импровизированном полукольце и наблюдала за мучениями Аеджидайоса. В её белесой голове неоднократно мелькала мысль сделать шаг вперёд и заступиться за бедного парня, являющегося сейчас её товарищем по несчастью, но вспомнив, что надсмотрщики сотворили с Аристарчосом, девушка только тихо вздохнула.

Этот широкоплечий бородач, пытавшийся заступиться за свою женщину, когда надсмотрщики решили её обесчестить прямо на глазах мужа, теперь нервно заикался и вздрагивал при каждом взмахе бича, хорошо помня, как железные раскалённые прутья касались его молодого крепкого тела.

Но надсмотрщикам тогда показалось и этого недостаточно, поэтому привязав мужчину к дереву, они по очереди стреляли в него из лука, целясь намеренно в мышцы. Нет, это не убивало человека, но зато ломало до такой степени, что он либо сходил с ума, либо навсегда оставался калекой.

Только самые выносливые и сильные рабы, могущие похвастаться покровительством всесильной, но в то же время неимоверно капризной Фортуны, восстанавливались полностью, но почти никогда не перечили воле своих хозяев, всецело являясь продолжением их рук, ног, естества… не имея собственной воли из-за непроходящего страха ещё раз очутиться на том самом месте.

Портить живой товар категорически запрещалось, но Ачиллеус, живущий сугубо под своим Богом, считал иначе, не гнушаясь нарушать всем известные правила и законы. Несмотря на свой статус наёмника, он вполне мог заткнуть за пояс даже потенциального господина, поручившего доставить ему новую живность.

Но Рэйка в отличие от всех остальных рабов имела особый статус неприкосновенности, так как выделялась на их фоне не только красотой и знатным происхождением, но и принадлежностью к нации северян.

В отличии от коренастых жительниц южной Оливии, имеющих неровные жёлтые зубы, кривые ноги, широкий лоб и скулы, а также небольшую грудь, обычно ничем не прикрывающуюся, Рэйка действительно походила на белую ворону, случайно забившуюся в стаю галок.

Хрупкая, невысокого роста, одетая в богатый женский хитон, она невольно притягивала к себе взгляды не только невольников, но и знатных господ, готовых отдать за белокожую красавицу со странными дымчатыми глазами далеко ни один мешок золотых монет.

Именно поэтому её существование во многом упрощалось имевшимися на то привилегиями чужестранки, которую можно было очень выгодно продать, а Ачиллеусу заиметь хороший процент от выручки.

Но…

Особенное положение среди остальных невольников никак не меняло ситуации в целом. Ведь даже среди лошадей выделяют элитные породы скакунов, бока которых ещё сильнее отхаживают хлёстким кнутом при скачке.

Так чем же Рэйка отличалась от них?..


***


Терри…

Иногда мне кажется, что я бы придушила его собственными руками, если бы ела больше каши в детстве. Не понимаю, что с ним творится в последнее время, но ведёт он себя действительно как придурок.

Вечно что-то вызнаёт, выискивает, пытается увидеть в моих даже самых невинных поступках что-то противозаконное и опасное в первую очередь для меня самой. Он так и говорит: «Ты сама не понимаешь, что творишь».

Вообще-то, мы никогда с ним не ссорились, но, видимо, начинать всё-таки с чего-то нужно. Или хотя бы с кого…

Так почему бы не с Анны?

<…>

Буквально пятнадцать минут назад я взъерошенная и испуганная ворвалась в его комнату. Да, может, это выглядело не совсем вежливо, но форс-мажорные обстоятельства они ведь всегда такие, возникают в твоей жизни внезапно и не терпят никаких отлагательств.

Пренебрегая оповещением в качестве условного сигнала: тройного стука в дверь, я влетела к нему как минимум на скорости света. Сказать, что Терри был удивлён я не могу, потому что в этот момент он не просто застыл с бритвой в руке, но и успел ею порезаться.

- Какого чёрта, Эм?!

- Не кричи на меня. Лучше прочти...

Решив обойтись без всяких лирический вступлений, я тут же протянула ему смятый лист, который, похоже, был вырван из той самой заветной тетради, в которой Энн вела свои записи.

Эти строки, выведенные размашистым неровным почерком, уже успели врезаться в мою память, поэтому я могла спокойно процитировать её прощальное письмо, начиная с любого места, прекрасно зная, что не ошибусь ни в одном слове.

«Уважаемая мисс Старк…

Знаю, что Вам до сих пор странно слышать от меня подобное обращение, но ничего не могу с собой поделать. Всю неделю я пыталась свыкнуться с моим положением в этом доме, на которое Вы мне недвусмысленно указали во время нашего последнего разговора, вылившегося в достаточно неприглядную ссору.

Нет, я нисколько не сержусь на Вас, ведь Вы вправе обращаться со своими слугами так, как сочтёте нужным и если у меня слишком большое самомнение, то это ведь только моя проблема. Прекрасно понимаю, что сухие формальные фразы не выразят того, что я хочу Вам сказать, но…

Меньше всего мне бы хотелось оставаться для Вас просто зарвавшейся служанкой, которой Вы меня, по-видимому, считаете… посему, простите мне ещё одну маленькую вольность, Эмилия, и прощайте».

<…>

- Не устраивает быть просто горничной? Вот и отлично! Пусть валит отсюда на все четыре стороны, лесбиянка чёртова!

Недовольный выкрик Терри вернул меня снова к действительности. Его руки нервозно дрожали. Бритва была давно откинута в сторону.

- Я тебя не понимаю…

- Да что тут вообще понимать?! Эта стервозная дура вскружила тебе голову и смылась при первой удобной возможности, насытившись твоим щенячьим восторгом и обожанием!

Я не могла поверить своим ушам, сколько бы не пыталась переварить услышанное. Всегда понимающий и поддерживающий Терри, смотрел на меня сейчас с нескрываемой ненавистью и презрением.

- Как… - вновь растерянно повторяла я, - как ты вообще смеешь такое говорить?..

- Что… - произнося намеренно с расстановкой, продолжал наступать на меня странно ведущий себя друг, - не нравится, когда тебя гладят против шёрстки?

Думаешь, я не заметил, как ты всё время пожираешь её глазами, а потом сидишь вгруженная, ожидая очередного пришествия Христа народу?

То, что я ничего никому не говорю, ещё не значит, что я ничего не вижу!!!

Не в силах продолжать слушать его гневную тираду, я присела на корточки рядом с дверью, опершись лопатками на прохладную твёрдую поверхность и устало произнесла, растолковывая ему, словно маленькому ребёнку:

- Терри… она ушла, понимаешь?..

- Из-за меня ушла…

- И я не знаю, что мне сейчас делать…

- Где её искать…

- Как остановить…

Но друг совсем не хотел меня слушать, продолжая крутить уже набившую оскомину пластинку:

- Да радоваться надо! Радоваться!

Знал же, что добром это не кончится! Но всё равно молчал, покрывая тебя. Ты даже не представляешь, скольких сил мне это стоило…

<…>

Остановился он только в тот момент, когда я практически раздавленная, потерявшая всякую надежду быть им услышанной, исступленно смотрела в одну точку, повторяя как неисправно работающий диктофон, зависший на одной единственной фразе:

- Я люблю её…

- Понимаешь?

- Люблю.

Глава 9

(продолжение)

Нещадно палящее солнце преследовало измождённых невольников всё утро. Двадцать пятый день, исчисляемый по летнему Лунному календарю, должен был стать для многих из них знаковым, так как сегодня в полдень будет решена их участь.

Кого-то заберут в бордель (в основном молодых юношей и девушек привлекательной наружности), женщин постарше богатые жители города возьмут к себе в качестве нянек, служанок, прачек, любовниц.

Мужчин, особенно молодых и выносливых, вполне вероятно уже сегодня вечером увезут в корабельных трюмах на строительные площадки и кофейные плантации в качестве бесплатной рабочей силы.

Старикам и детям повезло ещё меньше. Им оставалось только молиться и надеяться на милость бесстрастных богов. Но слишком сложно надеяться, когда твоя вера давно иссякла, также как и надежда на то, что твои мольбы хоть кто-нибудь услышит, послав в качестве высшей милости столь желанное для всех рабов Забвение.

О своей участи Рэйка старалась вообще не думать, оттягивая тягостные мысли и воспоминания как можно дольше. Среди невольников ходили слухи, что в окрестностях портового городка, в котором их должны приобрести новые хозяева, находится элитарный человеческий «зверинец», который содержит весьма странная дама.

Никто и никогда не видел, как она выглядит, так как лицо женщины надёжно скрывала изящная золотая маска, без которой она никогда не отлучалась из дома. Каких только слухов не ходило о ней, но почти во всех из них особым штрихом выделялась её чрезмерная жестокость и любовь к плотским утехам.

Говорили, что она коллекционирует всякие экзотические редкости, поэтому будет совсем не против заиметь девушку-северянку в качестве ещё одного развлечения.

Рэйка даже представить не могла, что будет в том случае, если она попадёт к этой странной женщине в маске.

Стараясь ни о чём не думать, невольница покорно плелась со всеми остальными, изредка ощущая, как толстый хлыст касается нежного белого плеча, рассекая не только воздух, но и кожу…

***

Я никогда в своей жизни не ездила в автобусе, так как дочери семейства Старк пристало передвигаться по городу только в длинных нескончаемых лимузинах вместе с личным шофёром в форменной фуражке.

Поэтому ощущения от моего маленького самовольного путешествия были весьма странные. Надвинув на челку кепку, я вытащила из небольшого кожаного рюкзака Терри солнцезащитные очки и быстрым движением пальцев водрузила их на переносицу.

В моём распоряжении было примерно полчаса, так как по моим данным поезд «Лондон - Берлин» отбывал со станции ровно через пятьдесят две минуты. Поэтому у меня было достаточно времени для того, чтобы привести мысли в порядок.

<...>

С момента истории с моим алым поясом от платья прошло две с половиной недели. Казалось бы, совсем небольшой срок, но… иногда достаточно и этого, чтобы сменить вектор заданного направления на кардинально противоположный.

Несмотря на то, что мы больше не спорили по утрам, нам было достаточно комфортно вдвоём. Анна вполне закономерно стала намного чаще появляться в моей спальне, уделяя время не только бытовым вещам, но и общению со мной.

Что-то тонкое и неуловимое было в её новой манере держаться. Она также оставалась отстраненной и намеренно недоступной для таких простых смертных, как я; вот только глаза раньше холодные и немного колючие, теперь задорно блестели, согревая своим мягким изумрудным светом.

Не могу сказать, что после захвата трофея поведение Энн резко изменилось, просто теперь некоторые знаки внимания осуществлялись ею открыто, намекая на то, что она приняла…

Нет, не правила этого дома.

А меня.

Как некую данность.

Единственное, что немного портило общую атмосферу моего относительно спокойного существования, так это разительные перемены, произошедшие с Терри. Всё тщательнее всматриваясь в него, я понимала, что совсем не узнаю в этом замкнутом парне своего единственного друга.

В последние дни он стал неимоверно скрытным и слишком напряжённым. Особенно явно это проявлялось, когда Терри видел нас вместе с Энн. Когда я пыталась поговорить с ним по душам, он просто отшучивался, советуя быть на стороже.

Я чувствовала, что корень его проблемы заключался в нас обеих, но не могла понять, что именно не так. Он же… старался вообще не попадаться мне на глаза. Складывалось такое впечатление, что Терри просто не хочет делить меня с кем-то другим.

Отсюда и его настороженность к Анне.

Стараясь больше не зацикливаться на столь грустном факте, я вновь предалась своим мыслям и воспоминаниям, пытаясь восстановить в голове чёткую событийную цепь, заставившую меня обманом сбежать из дома.

Глава 8 (продолжение)

Обычно ведомой являюсь именно я. Несмотря на всю свою сдержанность, прохладность в обращении с другими, цепкий аналитический ум, чёткость в формулировках. Но даже в совокупности всех этих качеств бесполезно отрицать, что я – хороший исполнитель…

Поэтому более чем странно, задавать сейчас какие-либо правила, инициаторам которых является аккуратная и исполнительная мисс Шмидт, как часто называет меня Эмилия. Только, судя по всему, отступать больше некуда...

Сосредоточившись на поставленной задаче, аккуратно начинаю собирать горку из подушек, начиная с самой большой и устойчивой. Сложность данной операции заключается в том, что «башня» (по терминологии Эми) получается действительно внушительной.

И последняя маленькая подушечка обычно рушит всё строение. Конечно, можно было уже давно складывать бельё в шкаф и не мучится со всем этим, но я не могла отказать Эмилии в такой невинной шалости, зная, что её это забавляет точно также как и тот факт, что даже у меня далеко не всё получается сделать с первого раза.

Именно поэтому она так уверенно кивнула, не сомневаясь в моём очередном проигрыше. Девушка в шутку говорила, что через несколько лет сколотит на подобных спорах со мной ещё одно дополнительное состояние про запас.

Именно так мисс Старк подтрунивала над своим личным обслуживающим персоналом, забирая каждое утро по шиллингу. Но если учесть, что сейчас ставка была слишком высока и что особенно важно – ценна для меня, то… я не могла себе позволить так просто проиграть.

Взяв с отчаянной решительностью последнюю подушку в руки, я, боясь дышать, вновь подошла к кровати. О второй попытке не могло быть и речи. Нужно было сделать всё сразу: чётко и точно.

Поэтому приподнявшись на носки своих новых фирменных туфель, которые пару дней назад под предлогом дополнения к основному комплекту униформы мне вручила миссис Горвард, я была готова поставить свой первый в жизни рекорд.

К слову, возвращаясь обратно к туфлям…

Самым примечательным оказалось то, что в коробке имелась небольшая записка, умещённая на небезызвестном мне стикере, который я не так давно оставила в библиотеке. С обратной стороны было написано:

«Спасибо за книгу».

Так что не принять этот подарок я не могла. К тому же Эми была права, мне действительно шли высокие каблуки…

Отмахнувшись от очередного потока непроизвольно нахлынувших на меня мыслей, стоя практически как балерина на носках своих пуант и стараясь при этом не дышать, я дрожащими руками водрузила подушку на вершину башни и сделала шаг назад, внимательно смотря на шаткую, ненадёжную конструкцию.

Стараясь удержать дрожь внутри себя, я неторопливо повернулась ровно на триста шестьдесят градусов назад, обратно к изумлённой Эмилии, и, скрестив руки на груди, победно улыбнулась.

- Ваша постель собрана, госпожа.

Да, как победитель, я вполне могла себе позволить немного кольнуть девушку, не верящую сейчас своим глазам.

Решив, что ждать больше не стоит, я уверенной походкой направилась к ней, намериваясь исполнить задуманное. Эмилия абсолютно ничему не сопротивлялась. Казалось, что её самой сейчас нет в комнате.

Что это просто физическая оболочка. Без всякого намёка на столь часто переполнявшие её чувства и эмоции.

- Простите… что?

Она не отрываясь смотрела куда-то вдаль. Будто видела впервые. Причём не меня, а стоявшее где-нибудь рядом со мной приведение. Побелевшие скулы заострили её небольшое овальное лицо: такое очаровательное и абсолютно чужое.

Будто это было и вовсе не лицо, а мраморная маска…

- Вы позволите мне помочь?

Явно… со мной творилось тоже что-то не то. Потому что я всегда терялась, когда Эми просила застегнуть застёжку на платье или поправить сползавшие бретельки топа. Здесь же… именно я стояла рядом с ней, плотно сжимая её кольцом своих рук.

- Энн…

- Да…

- Ничего сейчас не говорите.

Кивнув самой себе, так, на всякий случай, я начала аккуратно вытаскивать красный кожаный поясок из такой же по цвету пряжки, стараясь сделать всё максимально эффективно и быстро.

Неожиданно для меня девушка сама прислонилась своей тщедушной спиной к моей груди и встревожено задышала, пытаясь прийти в себя. Решив не компрометировать её далее, я резко разжала пальцы, позволив проигранной детали гардероба упасть на пол.

«И что же ты делаешь, Энн?»

Эта мысль настигла меня слишком поздно, также как и осознание того, что я сделаю практически всё, что она скажет.

Попросит.

Или…

Захочет приказать.

Глава 8

В последнее время спальня мисс Старк стала для меня практически естественной средой обитания. Это случилось после того, как Эмилию начали мучить странные ночные кошмары, заставляющие её не только просыпаться в поту, но и кричать во сне.

Не знаю, чем именно руководствовалась миссис Горвард, негласно поставившая девушке диагноз «сумасшествие», но там не было ничего кроме небольшого нервного срыва, что в данной ситуации казалось мне неудивительным.

Исходя из того, что экономка семьи Старк - женщина со странностями, то я предпочла абстрагироваться от её вечных выплесков нездоровой активности, переключив полностью внимание на свою подопечную.

Наверное, из-за этого, я так и не поняла, когда именно рабочая ситуация вышла из-под контроля и стала чем-то другим…

***


Очень хорошо помню тот день, когда перестала называть её про себя «мисс Старк».

Я сидела на кухне для слуг и пила чай, когда на пороге появилась бледная и совершенно растрёпанная миссис Горвард, лепечущая что-то об окончательном сумасшествии юной хозяйки дома.

Не дослушав женщину до конца, как бы это и не было дурно с моей стороны, я стрелой помчалась в апартаменты мисс Старк, чтобы незамедлительно выяснить, что же случилось.

Девушка лежала на кровати в позе эмбриона. Одеяло было откинуто небрежно в сторону, обнажая её изящные тонкие ножки. Стараясь не думать о них, я методично осматривала «больную», находившуюся, судя по всему, в каком-то другом, сонно тревожном мире.

Испугавшись за физическое состояние девушки, я тут же достала из принесённой аптечки нашатырь, но лёгкий, хотя и тревожный стон показал, что самочувствие девушки вполне удовлетворительное и она в сознании.

Не зная, как ей помочь, я целую ночь просидела у её кровати, тихо нашептывая на ухо:

- Тшшш… спи спокойно, Эми…

***


Долгое время фривольное обращение к мисс Старк по имени действительно было каким-то непонятным юношеским вызовом не только ей, но и самой себе. Потому что моей целью было стремление подчеркнуть между нами чёткую, непреодолимую дистанцию, предельно ясно намекнув на то, что никаких поблажек с моей стороны не будет, несмотря на её высокое происхождение.

Как человек военный, являющийся всего лишь звеном огромной медицинской цепочки, мне было очень сложно перестроиться на ход гражданской жизни, где нет чётких команд и приказов, которым я привыкла следовать.

Слишком быстро стало понятно, что мистер Старк не тот человек, чей авторитет заставит меня поступиться собственными принципами. В этом доме действительно происходило нечто странное. Мне до сих пор кажется, что данная огороженная территория – некий закрытый мирок «для своих».

И я явно в него не вписываюсь…

Первый раз очутившись в кабинете хозяина дома, я сразу же почувствовала себя неловко. Несмотря на новомодный интерьер и всяческие инновационные технологии, лично для меня эта комната напоминала операционную, а господин Бенджамин циничного врача-аттеиста, верящего во всё кроме непреложного и по-настоящему истинного.

Я достаточно быстро поняла, чего именно ждали от меня в этом доме. Ещё одного наушника и дозорного для своей полудрагоценной дочери, которая не хочет жить как все, органично вписываясь в двадцать три комнаты помпезного кирпичного дворца с башенками.

Эмилия – это запылённый старый чердак, на котором хранятся именно те вещи, которые ты не ожидаешь здесь никак увидеть. Поэтому подобные места слишком опасны своим инакомыслием.

Но как я только заходила в её спальню, то все границы сразу же смывались. На шикарной двуспальной кровати находилась слишком хрупкая и уязвимая девушка, которой катастрофически не хватало заботы и внимания.

Спящая мисс Старк была крайне мила и красива. Сначала я осторожничала с прикосновениями, боясь прервать её беспокойный тяжёлый сон, которым она забывалась после болезненных стонов и непонятных выкриков, сопровождавших её сновидения.

«Просто скажи, что мне с тобой делать…» - мысленно молила я её, не зная как подступить к девушке.

Она не была моей пациенткой в прямом смысле этого слова. Скажу даже больше, кроме небольшой нервозности в ней не было ничего из того внушительного списка, что ей приписывали абсолютно все во главе с «всезнающей» миссис Горвард.

Поэтому оставалось только одно…

Признать её своей нанимательницей.

Ни всесильного мистера Старка, дарующего свои милости всем алчно страждущим не только на территории семейного особняка, но и за его пределами. Ни миссис Горвард, заведующей хозяйственной частью, местными интригами и сплетнями. Ни Лиз, являющейся старшей горничной «поместья», а именно…

Хрупкую блондинку, беспокойно метавшуюся в очередном сонном бреду, высасывающем за ночь все её силы…

- Тише, Эми… - это обращение вновь вырывалось против моей воли, когда я вижу, как она вздрагивает, резко сжимая постеленную мной с вечера кружевную простынь.

Бледно-розовые ореолы сосков, просвечивающие через дорогую шёлковую комбинацию, резко вздымаются вверх при очередном судорожном вдохе, а я опять пытаюсь сконцентрировать своё внимание на побелевших запястьях, отсчитывая заново нечёткий пульс.

Снова сбиваясь, бережно накрываю девушку одеялом, чтобы не было соблазна коснуться её ключиц и успокаивать прерывистое дыхание своей хозяйки абсолютно другими способами, не имеющими к медицине никакого отношения.

Уже поздно анализировать собственные желания и допытываться у себя самой, почему меня влечёт именно к этой молодой женщине, потому что…

Я всё равно не сумею ничего изменить, поэтому вновь игнорирую свою потребность касаться её абсолютно не так, как касается больного медсестра, и на минуту выхожу из комнаты, чтобы окончательно успокоиться…

***


Наутро я опять стою у её постели: строгая и собранная, собирающаяся беспрекословно выполнять все её прихоти. Правда, мисс Старк об этом не знает, наивно полагая, что я слепо следую своим должностным инструкциям и наставлениям её отца.

Что ж, не думаю, что имею права ломать её подобное восприятия меня…

- Энн…

Мысленно улыбаюсь этому прозвищу, которое уже прочно приклеилось ко мне и даже начало нравиться.

- Да, Эмилия…

Назвать её отстранённо «мисс Старк» у меня опять не получается. Я действительно боюсь, что это зыбкое ощущение близости сразу исчезнет, загубив себя канцеляризмами. Поэтому в очередной раз с непроницаемым выражением лица смотрю на то, как она морщит свой очаровательный вздёрнутый носик.

- Я ведь просила…

Знаю, что просили, но к Вашему большому сожалению – опять нет…

- Да, - спокойно киваю, - Вы вчера просили купить новый альбом для живописи. Акварели. Четыре простых карандаша, длинную складную линейку и папку для набросков. Всё верно?..

Вижу, как она зевает, даже не удосужившись прикрыть рот ладошкой, с недовольной гримасой на лице, не без основания полагая, что ужепроиграла сегодняшнюю битву и даже не догадывается, что больше всего мне хочется сейчас подойти к ней вплотную и сказать...

- Мисс Шмидт!

- Я снова впала в прострацию?

Незаметно выдохнув очередную порцию воздуха, пропахшего её резковато сладкими духами, привычно отточенными движениями заправляю постель, составляя методично подушки одну на другую, точно также как делаю это каждое утро.

- Спорим, что верхняя опять упадёт?

- Столь блистательной леди, как Вы, не пристало спорить со своей горничной, - иронично говорю я, уже прикидывая в уме, стоит ли наш маленький утренний ритуал ещё одного проигранного мной шиллинга…

- А уважающей себя горничной не пристало каждый раз оставлять в моей спальне свои же деньги…

Пропустив её замечание мимо ушей, и искренне радуясь тому, что в её глазах мои действия выглядят именно так, вынимаю из кармана передника заранее заготовленную монету.

- Готовы?..

Я уверенно киваю, и в этот момент, подавшись вперёд, невольно хватаю её за руку, готовую принять мою ставку:

- Не так быстро, Эмилия…

Мисс Старк недоумённо смотрит на меня, искренне находясь в замешательстве от моих сегодняшних поступков. Самое удивительное, что в не меньшем замешательстве нахожусь и я, не сумев сдержать себя.

- Извините…

- Ничего, Энн, - мягко отвечает она, - Вы ещё что-то хотели?..

Вместо того чтобы наконец-то успокоиться и разжать свою ладонь, я непрерывно смотрю на её талию, недвусмысленно намекая на то, что в качестве выигрыша не против заполучить её кожаный пояс от платья.

Алый.

Почти такой же, как и её искусанные в кровь губы.

Часть вторая.
"Сны"

Глава 7

Истёртые в кровь подошвы ног каждый раз разбивались о камни, как только приходилось делать шаг. Рабам, уже по своему определению, не нужна была обувь, в связи с их несчастливым положением в этом мире. Да и зачем она живому скоту, который всё равно гонят на бойню?..

Пленников вели третий день два жестоких надсмотрщика, погонявшие женщин, мужчин, детей, стариков огромными кожаными бичами. Те, что были слабее духом и телом, вздрагивали даже в тот момент, когда удары приходились на противоположный конец шеренги.

- А ну-ка, грязные твари, пляшите под щедрые дары Ачиллеуса, - с усмешкой приговаривал дородный мужчина со свирепым выражением лица, одетый в широкую, но от этого не менее грязную тунику, подвязанную какой-то холщёвой тряпкой довольно потрёпанного вида.

Стоит заметить, что он не зря носил имя, дословно означающее «причиняющий боль». Ачиллеус достаточно преуспел в этом деле, воспитывая кнутом и палками сотни рабов, что проходили через его огромные мускулистые ручища.

Двигались они хоть и медленно, но по чётко заданному маршруту. Их путь лежал на центральный форум, находящийся в одном приморском городке, недалеко от Главной Гавани. Там было удобно транспортировать рабов в другие концы страны, перевозя их вместе с другими вещами в пыльных трюмах.

День близился к концу, солнце светило менее ярко и не так обжигающе. Путники в очередной раз устраивались на привал, чтобы переночевать и отправиться в путь наутро.

Надсмотрщики щедро стегали спины рабов, подгоняя их под единый походный ритм.

- Танцуйте – танцуйте, бестии! – горланил второй, потакая садистским настроениям Ачиллеуса.

Захватив одного щуплого паренька, мужчина буквально вырвал его из шеренги, выбрав юношу в качестве вечерней жертвы. Каждый вечер надсмотрщики занимались тем, что прилюдно унижали случайно попавшегося им под руку рабыню или раба.

Подобные меры являлись достаточно показательными для всех остальных, убивая в них надежду на побег и спасение. Запуганными людьми было намного проще управлять, особенно, если тебе не в первый раз ради забавы приходилось забивать до смерти шестилетнего ребёнка.

В этот раз мужчины не собирались излишне зверствовать, прикидывая как начать, так и закончить моральными унижениями для острастки. Без всякого предупреждения Ачиллеус спустил с мальчишки штаны, предлагая с весёлой улыбкой посмотреть всем остальным на его мужское начало.

- Не больно-то широк твой конец, - вновь оскалился он, взяв орган раба в руки, - что, даже девки по ночам не отсасывают?

По забитому виду паренька было понятно, что он не может произнести ни слова от пронзающей его дрожи. Именно эта предательница не только порождала страх в его душе, но и выставляла его на всеобщее обозрение.

- Что мычишь, недоумок? Сейчас мы остудим твой пыл.

С этими словами надсмотрщик сильно ударил по чуть увеличившийся в его руках головке члена, оставляя на чувствительной коже красную едкую полоску.

Обычно сильные крики карались целым залпом беспрерывно следующих друг за другом ударов, поэтому юноша только сдавленно охнул, чтобы не вызвать лишнего недовольства своего мучителя, который только и делал, что ждал этого момента.

Играючи мужчина стал наносить удар за ударом, каждый из них оттягивая на разный промежуток времени, стараясь попасть по набухшей головке. Против рабской воли, а вернее того, что от неё осталось, парень чувствовал нарастающее возбуждение, которое невозможно было скрыть.

- Ах ты, сучёныш! Твоя грязная мамка, видимо, та ещё шлюха…

«Терпеть… терпеть… терпеть…» - это всё, что он мог: только повторять мысленно столь простую, но в то же время практически невыполнимую команду, пытаясь выжечь на собственной памяти новое клеймо, вместо рабского, въедающегося в кожу вместе с раскалённым железом.

Резкие порывистые крики вырывались из его рта, окутывая остальных чуть прозрачной нервозной дымкой. Запуганные рабы во все глаза смотрели на него с тупой бесстрастностью неодушевлённых вещей, которые хозяин только что расставил по периметру всей комнаты на своё усмотрение.

Видимо, Ачиллеусу всё-таки было мало столь унизительной прилюдной порки. Щёлкнув пальцами правой руки, надсмотрщик подозвал к себе нескольких рабов, несущих на себе шикарный балдахин, который служил подарком для одной важной особы, ожидавшей скорого прибытия своего транспортного средства вместе с новой партией рабов, и приказал поставить его перед собой.

- Да ты что! Хочешь прогневить богов и лишиться милости наших правителей?! – недоумевал безымянный надсмотрщик, в этот момент испугавшийся не на шутку.

-Да успокойся ты. Ничего такого не случится ни с твоими богами, ни с нашими правителями. А если ты сейчас же не замолчишь, то я своими руками вырву твой поганый язык.

Спорить с Ачиллеусом было не только бесполезно, но и крайне небезопасно для жизни. Поэтому второй только неопределённо махнул рукой, условно говоря: «Да делай, что хочешь».

По новой команде невольники опустили балдахин на землю, чтобы через пару секунд поднять на вытянутых руках жестокого надсмотрщика, удобно усевшегося на мягких подушках и вытянувшего вперёд грязные волосатые ноги.

Огрев парня хлыстом по плечу, он недвусмысленно указал на подошвы своих сандалий, ударив парня для лучшей понятливости ещё раз между ног.

Тому не нужно было ничего объяснять дважды, раб и так понял, что именно от него хотел его мучитель. Преодолевая липкое тягучее смущение, проступившее на его лице густым румянцем, юноша начал тереться членом о «заботливо» подставленную ради этих целей поверхность.

Лица остальных действующих лиц этой маленькой человеческой трагедии оставались также бесстрастными. Поголовно все испытывали облегчение от того, что подобная участь пока не коснулась их, и можно спокойно наблюдать за представлением, не боясь очутиться сейчас на месте сегодняшней вечерней жертвы.

Надсмотрщики же не упускали случая поиздеваться над мальчишкой, который уже успел войти в азарт, стараясь с комфортом устроиться между обуви ухмыляющегося Ачиллеуса, не забывавшего раззадоривать возбуждённого раба хлёсткими ударами, что сыпались градом на его хлипкую грудь.

Глаза парня были прикрыты от внезапно наступившего удовольствия, болезненные выкрики стали больше походить на сладострастные стоны, а на потрескавшихся бледных губах вопреки здравому смыслу застыло жалкое подобие улыбки.

Улыбки человека, который уже совсем смирился и даже начал получать весьма сомнительное удовольствие от происходящего…

***

- Терри, ты ведь понимаешь, как это важно – иметь в наше время хороших квалифицированных специалистов, выполняющих свои обязанности без всяких нареканий…

Я сидел в просторной комнате, находящейся в самом конце третьего этажа, в противоположной стороне от апартаментов Эмилии...

Да-да, это была святая святых нашего многострадального особняка, а если выражаться менее помпезно, то рабочий кабинет Бенджамина Старка.

Широкий рабочий стол круглой формы, за которым я сейчас находился, был разделён на несколько функциональных секторов.

В одном из них стояли пухлые пластиковые папки, сгруппированные одна к одной по цветовому признаку. Насколько мне известно, именно в них пылились все финансовые отчёты «Селебрети».

Другой был напичкан всякого рода канцелярией. Чего здесь только не было: несколько достаточно современных чернильниц, карандашниц, ручниц; куча разнообразных ластиков и клеев; расчерченных и разрисованных листков, а также других вещей, чьё назначение не представлялось для меня общедоступным.

К слову, мистер Старк достаточно неплохо рисовал. В этом деле его талант передался Эм, любившей расписывать интерьеры собственной рукой, испачканной краской. Поэтому всё, что находилось в этой комнате было оправданным, хотя и слишком серьёзным.

Третий сектор использовался для всяческих макетов актуальных на данный момент проектов. Примечательным также было и то, что стол умел крутиться, поэтому достать с него какую-либо вещь не составляло особого труда. Стоило лишь снять фиксатор, повернуть гладкую трёхсекторную поверхность в нужную сторону, и можно было спокойно брать всё, что тебе нужно.

- Конечно, понимаю…

Главным сейчас было со всем соглашаться. Так ты и выглядишь более умным, чем есть на самом деле, и вопросов к тебе гораздо меньше, особенно всяких каверзных, на которых практически невозможно ответить честно, если ты пока не настроен на досрочное увольнение.

Не могу сказать, что мистер Старк до такой степени тиран, как его видит Эм, хотя вид у него действительно устрашающий. Говорят, раньше он профессионально занимался боксом. Видимо, именно оттуда у него такие накаченные, чётко очерченные рельефы тела.

Так как по себе он достаточно крупный мужчина, то деловые костюмы сидят на нём не совсем правильно. Явно, что джинсы с футболками куда больше подходят к его телу, но выглядят менее солидно, поэтому и не котируются по вполне понятным причинам.

- Вот поэтому, мой мальчик, я хочу сделать тебя своим протеже…

Это он говорил каждый раз, как разговор должен был зайти об Эмилии и её «успехах», казавшихся отцу девушки крайне сомнительными. Я лишь привычно кивнул и морально уже был готов отрапортовать о проделанной за неделю работе.

- Терри…

Мистер Старк нервно теребил в непропорционально больших руках зелёную папку, стараясь как можно мягче улыбаться мне.

- Да…

- Тебе не кажется, что у новой медсестры достаточно нетрадиционные методы воздействия на мою дочь?

Судя по всему, меня вызвали в кабинет именно по этому вопросу. Ну что ж, я, конечно, многое мог бы сказать на эту тему, если бы меня самого не разъедали внутренние противоречия.

Несомненно, с приходом Анны в этом доме начало твориться нечто странное. Если Эм и раньше часто застывала на мгновение, предаваясь только ей понятным мыслям, то теперь это состояние стало практически непрерывным.

Моя подруга могла часами смотреть в одну точку, закусывая губу с явно выраженным отзвуком горького сожаления по утраченному. Чему именно, не было известно никому…

Также сложно было не замечать странных задумчивых взглядов самой мисс Шмидт, старавшейся незаметно для своей хозяйки всегда находится рядом.

Так как остальной персонал был больше занят выполнением прихотей хозяина дома, то подобные вещи, к сожалению, замечал только я.

По хорошему, это всё-таки стоило сообщить мистеру Старку, чтобы уберечь Эм от новых душевных потрясений, которые могли произрасти из этой странной привязанности, но именно в этот момент всё сгубила резко открывшаяся входная дверь.

- Мистер Старк! Мистер Старк! – кричала раскрасневшаяся от бега и напряжения миссис Горвард. - Там Ваша дочь…

«Спятила…»

Экономка произнесла это слово настолько тихо, что молчание, повиснувшее в комнате стало не просто напряженным, а именно невыносимым.

Глава 6

- Леди, Вы обронили кепку!

Эта реплика звучит в моей голове уже второй месяц. Ровно столько, сколько Анна находится в этом доме. Поначалу мне было слишком сложно принимать её, начиная от внешних проявлений, являющихся предметом для всеобщего сочувствия, смешанного с жалостью и пренебрежением, и заканчивая внутренними, такими как холодность, отстранённость.

Мисс Шмидт оказалась дотошной и скрупулезной работницей, воспринимающей меня скорее за мебель в комнате, чем за человека, которому она непосредственно подчиняется. Не могу сказать, что мне это нравилось, но пока я старалась особо не акцентировать её внимание на себе, непосредственно наблюдая за ней.

Не знаю, как другие, но я очень быстро перестала обращать внимание на её левую щёку. Может быть, она и замечала мои внимательные напряжённые взгляды, часто направленные на неё, но не подавала виду, концентрируясь на мойке полов и протирании пыли.

Было заметно, что Анна шла ко мне с чётко поставленной целью, не терпящей никаких отлагательств. Выполняя свой долг по отношению ко мне, девушка уходила также сконцентрированной, думающей о чём-то своём.

Чтобы всё-таки хоть как-то сохранить дистанцию и видимость своего положения, я её умышленно называла «Энн» на английский манер, на что она только кивала и продолжала заниматься своими делами, не забыв смерить температуру и впихать в мой слабый организм витамины.

Все данные Энн скрупулезно записывала в длинный тонкий журнал, который моментально закрывался, когда я подходила ближе дозволенного мне расстояния. Именно в такие моменты я могла спокойно рассматривать эту странную сетку красных вздутых крошечных молекул на её щеке.

Да, сначала я действительно чувствовала некую брезгливость, не вяжущуюся с моими замашками доморощенного эстета. Но не могла не признать, что девушка действительно хороша собой, несмотря на всю отталкивающую строгость своего внешнего вида.

Я слишком часто ловила себя на мысли, что хочу дотронуться до её щеки, чтобы ощутить подушечками пальцев каждую из множества мелких родинок, уродующих столь прекрасное лицо. Судя по его второй половине…

Не исключаю, что для неё я была лишь очередной богатой инфантильной дамочкой, которая не знает, чего именно хочет от жизни, имея и так абсолютно всё, о чём другим приходится только мечтать.

Слишком рано было менять такое представление о себе, поэтому чаще всего мы тусили вместе с Терри, придаваясь всяким глупостям и прожигая впустую время. Правда, при том условии, что он был свободен от дел праведных и не шёл якобы наушничать моему отцу.

Стоит заметить, что эти двое быстро спелись, и между ними завязалось даже какое-то подобие приятельских отношений. Я видела, как этот наглый жук приветливо кивал ей, проходя мимо, и она даже иногда улыбалась, смотря на наши выходки. В такие моменты мне казалось, что смотрит она именно на него…

Глупо, конечно, было ревновать садовника к горничной, которая является для тебя ярко выраженным «никем», но ведь у богатых должны быть свои причуды, особенно, если по мнению остальных они бесятся с жиру, так что я спокойно приняла эти новые для меня внутривенные инъекции.

Когда что-то долго называешь про себя на определённый лад, то не замечаешь, как это что-то прирастает к определённому человеку и намертво убивает часть его естества в твоём сознании.

Именно поэтому мисс Шмидт слишком быстро стала для меня молчаливой Энн, приходящей в мои комнаты только из-за надобности, несмотря на то нравится ли ей эта форма обращения или нет.

***


Очередное дождливое осеннее утро плавно и немного лениво протекало в отцовской библиотеке. Думаю, Лиз вместе с миссис Говард слишком сильно удивил бы сей факт, если они б они о нём узнали...

Ведь Эмилии Старк не пристало просыпаться раньше полудня, читать классику русской литературы, убираться самой, тратить деньги не на дорогие и никому ненужные шмотки, от которых и так давно ломился шкаф, а на очередные тома Пушкина, Достоевского, Гоголя, а также…

Рисовальные принадлежности и далёкие заморские путешествия, которых у меня никогда не было.

Единственное, что спасало, так это то, что влажная уборка производилась здесь только после обеда, поэтому сюда практически никто не заходил. Но мисс Шмидт добралась даже до этой локации…

Вообще, было немного странно наблюдать за нашим «перевёрнутым» отношением друг к другу, так как бывшая медсестра до сих пор продолжала упорно называть меня по имени, в то время как именно я употребляла в общении с ней более вежливую форму.

После нашего знакомства и случаем с маминой книгой конфликтов больше не возникало, но каждая из нас считала нужным сохранять дистанцию, старясь не провоцировать друг друга на резкие высказывания и поступки.

Единственное, что для меня до сих пор оставалось загадкой так это то, почему о нашем столкновении на лестнице никто не знал. Но я всё так и не решалась заговорить с Анной на эту тему.

Примерно на второй неделе нашего вынужденного пребывания около друг друга, педантичная и образцовая медсестра Шмидт отыскала моё укромное местечко в этом доме.

Увидев меня тут впервые, она ничего не сказала, только поспешила удалиться, держа в руках увесистый медицинский справочник. Кстати, неврологических болезней…

Но начиная уже со следующего дня к моему приходу на столе всегда появлялся завтрак, были заранее приготовлены несколько блокнотов для записей, шариковые ручки с разной пастой и другие полезные канцелярские мелочи.

Создавалось такое чувство, что Энн поставила себе задачу: «Создавать комфортные условия для отдыха/работы Эмилии Старк», и чётко ей следовала, являясь лишь передатчиком определённой функции. Вернее её живым воплощением.

Стараясь не думать о девушке, я в очередной раз двинулась к стеллажу с русской классикой. В нашей семье её не очень приветствовали, считая, что нужно читать национальную литературу, повествующую именно о наших корнях, но это не мешало мне погружаться в невероятный мир произведения того же Пушкина.

Его «Евгений Онегин» являлся для меня практически настольной книгой. Не могу сказать, что меня особо привлекали любовные коллизии главного героя, хотя письмо Татьяны к Онегину я выучила наизусть ещё лет в двенадцать.

Куда больше меня интересовала литературоведческая подоплёка…

Конечно, с особенностями своего менталитета я не была способна полностью проникнуть в проблему так называемого «лишнего человека», являющуюся во многом ключевой для первой половины девятнадцатого столетия в России, но несмотря на это я ощущала единство с данным литературным героем.

В своё время я перелистала далеко ни одну критическую статью, чтобы разобраться в терминологии. Меня очень интересовало, откуда пошло это выражение. Оказалось, что слишком многое совпадало с моими собственными реалиями.

Молодой перспективный дворянин, разочаровавшийся в сиюминутности плотской жизни, увлечённый в своё время актуальным на тот момент Романтизмом, сочинениями Байрона, не нашедший применения своим талантам и умозаключениям.

Иногда мне думалось, что я такой же «лишний человек», как и он, родившийся не в той семье, стране. Потому что подобный стиль жизни всегда был чужд для меня, казался крайне неправильным, бесполезным, и как вырваться из этого стремительного потока я пока не представляла.

Исходя из этих соображений, я пыталась бунтовать, идти на компромиссы, пробовать смириться со своей участью, но ничего из выше перечисленного так и не подействовало. Эмилия Старк всё также оставалась богатой недалёкой дурочкой, выглядевшей абсолютно никчёмно в подслеповатых глазах так называемого «Высшего общества».

Не знаю, сколько именно времени я простояла задумавшись перед полкой с собраниями сочинений А. С. Пушкина, но когда мой взгляд переместился на огромные старинные часы, собственность моего прадедушки, стрелки показывали без пятнадцати одиннадцать.

Нужно было возвращаться к себе. И в этот раз даже без книги. Выйдя из крайнего книжного ряда, я направилась к своему столику, чтобы забрать с собой несколько листов.

К моему удивлению рядом с серебряным подносом, на котором стояли чайные фарфоровые принадлежности, лежала тонкая потрёпанная книжка в чёрном переплёте:

Дадзай Осаму.

«Исповедь неполноценного человека».

Именно это гласила чёрная блестящая обложка довольно дешёвого издания, на которой красовался неровно приклеенный белый стикер с еле разборчивой надписью:

«Прочтите как-нибудь на досуге…»