Она помогла мне лечь в постель.
- Лежи, я сейчас приду.
Наташа вернулась с большой миской, в которой были влажные листья подорожника.
- Что у вас тут произошло? Спросила она, накладывая мне листья от поясницы до колен.
Я рассказал ей всё, и то, что случилось во время грозы, и про то, что было потом.
Она задумалась, накрыла меня одеялом.
- Я тебе верю. Её можно понять – одинокая женщина, молодость прошла. Самое печальное остаться до конца жизни вековухой, но зачем же возмещать свои обиды на тебе. Ты тут причём? Ну, погоди, я поговорю с ней.
- Наташ, только ты не очень с ней.
- Это не твоё дело. У нас с ней свои бабьи разговоры. А ты постарайся уснуть. Вон ты, какой горячий.
Через несколько минут я услышал сквозь тонкие стены спальни ругань во дворе.
- Послушай, Галина, вечно ты приносишь мне какие-то неприятности. В прошлый раз ты мне чуть не спалила дом, решив затопить печь летом, когда меня не было дома. А теперь ты искалечила мне мужика?
- Он сам, я не виновата.
- Не ври, я всё знаю. И вот что, либо я тебя сегодня выдеру по толстой жопе, либо собирай манатки, и вон из моего дома. И не приезжай ко мне никогда.
- Не толще твоей.
Наташа забегала ко мне через каждые полчаса.
- Вот свежий куриный бульон, только сейчас сварила. Поешь.
Вечером я услышал отчаянный визг Галины, решившей подставить свою толстую жо… для порки, только чтобы её не выгоняли.
Отчётливо были слышны хлопки по голой заднице и визг недавней мучительницы.
- Жопу, жопу ко мне.
Наверное, Наташа поставила скамейку ближе к спальне, чтобы я мог насладиться актом возмездия. Чем там она её?

- Живой? Спросила меня Наталья, понося тарелку с варениками. – Ух как я её. Теперь лежит на кровати пластом и ревёт.
- Слышал?
- Слышал. Чем ты её?
- А ты забыл про хлыстик, что мне подарил? Хороша игрушка. Я буду спать в доме, чтобы тебя не тревожить, а ты поправляйся.

Три дня пока я приходил в себя, Шурик не выходил из спальни. Он ничего не ел, только если я ему протягивал кусочек колбаски, он неохотно брал, и ел только из уважения ко мне.
- Милый мой друг. Живой я живой. Не грусти, скоро я встану.
Он скулил и смотрел на меня печальными глазами.

Снова заморосил дождь, и мы сели ужинать дома. Наталья гремела горшками на кухне, я сидел напротив Галины за столом.
- Наябедничал?
- Наташа посмотрела на твои художества, что ты оставила на моём заднем месте – она чуть в обморок не упала.
- Мало тебе.
Наташа внесла чугунок с картошкой, и мы замолчали.
- Стопочку, что ли выпить. И она ушла на кухню.
- Знаешь, как она меня ругала «Парня ты чуть до смерти не запорола». А я виновата? Так вышло. Меня тоже здорово выпороли.
Три стопочки, бутылка с яблочной самогонкой появились на столе, и неизменная тарелочка с нарезанной селёдкой была извлечена из холодильника.
- Самогонка? Поморщилась Галина.
- Да ты попробуй, такую мы ещё не пили. С прошлого года стоит. Юра перегонял. Попробуй.
Галя поморщилась и выпила рюмку.
- Ну, как?
- Да погоди, дай закусить. Пожевав селёдочки, она согласилась. – Хорошая.
- Да она не только хорошая, она лучше твоего коньяка – выдержанная год.
Наталья предложила ещё по рюмочке, мы её поддержали.
Включили телевизор. Слава Богу – гроза не сожгла его, хотя забыли вытащить антенный кабель.
Но что там смотреть? Фильмы с рекламами, да и качество приёма паршивое.
- Да, ну его. Давайте в карты сыграем.
Посуду убрали. Колода карт оказалась на столе.
- В дурачка, что ли. Наташа стала раздавать карты, а я терпеть не могу эту игру – я всегда оставался в дураках.
После шестой партии, имея все козыри на руках, я снова оказался в дураках.
Дамы потешались надо мной, я злился.
- Что за идиотская игра. Неужели нет другой. Сколько в колоде карт?
- Тридцать шесть.
- А ещё есть?
- Да, там лежат в коробке какие-то карты с двойками, да с шутами.
- Вот. Давайте я вас в Бридж научу играть – замечательная игра.
- Нет, это сложно, пока мы научимся, а сейчас лучше в дурочка.
Я вылез из-за стола.
- Не буду больше с вами бабами играть. Вы меня объегоривайте.
Под общий смех, я вышел во двор. Дождь кончился, но лавочка была сыра. Закурил.
На небе высыпали яркие звёзды. Скоро наступит Летнее Солнцестояние, осталось немного.
Где-то на северо-востоке небо было светлое – не пройдёт и несколько часов, как наступит рассвет.

неожиданно..)))

Окончание скоро. Перелопачиваю повесть основательно. Постараюсь закончить сегодня.

В полумраке я наблюдал, как Наталья раздевалась, отбросив в сторону трусики, он подошла к постели.
Он сдёрнула с меня одеяло.
- Ложись ко мне на колени. Тебя уже можно отшлёпать?
- Угу.
- Так? Посильнее?
- Можно.
- А вот так, так. Ещё сильнее? Что молчишь?
- Уй, уй. как хорошо-то.
- Чего ж хорошего, когда задницу шлёпают?
- Смотря кто шлёпает. Тебе можно.
- А ремешка?
- Прям сейчас?
- Почему бы и нет? Только в дом за ним надо сходить. Ладно, сейчас не пойду, а завтра прихвачу.
Она легла на живот, подперев меня попой к стенке.
- Ну и здорова у тебя жо….
- Что, не нравиться?
- Обожаю.
- Тогда поцелуй мне её. Плохо будешь целовать – отшлёпаю.
Она тихо охала, когда я оставлял ей засосы на ягодицах.
- Теперь спинку, а потом ниже ягодок. Плохо, плохо. Сейчас схожу за ремнём.

- Ну, давай же, я и так уже возбуждена – нет терпенья.

Маленькое оконце спальни засветилось рассветом. Мы, откинувшись на спину, глотали ртом воздух. Дыхание медленно возвращалось после бурной любви.
- Какие вы разные мужчины. Мой муж никогда не приласкал меня как следует. Захочет, задерёт юбку. Сделает своё дело и пошёл. Как снасильничает. А ночью отвернётся к стенке, и захрапит. Я и не знала тогда, что значит кончить. А ты, прежде чем, ну сам понимаешь, обцелуешь меня с ног до головы, я уже терпеть, не могу нежно, войдёшь, а я готова кончить.
- Отшлёпай меня Наташа.
- Ты опять захочешь.
- Ну и что?
- Ух, молодой жеребец. Укандёхаешь ты старуху. Где попа?

- Ты вставать будешь? Я яичницу пожарила, а ты всё спишь.
Галя стояла на пороге спальни в лёгком сарафанчике. Солнце недавно взошло, и, судя по нему, было не более шести часов утра.
- Пойдём в дом, позавтракаешь.
Она стояла возле меня и смотрела, как я расправлялся с яичницей.
- Чайку подлить?
- Ты сама-то чего не ешь.
- А я уже позавтракала. А чего тебя Наташа давно не секла?
- Надо будет, посечёт. Она лучше знает.
- Вы уже встали? Чего не спиться? Появилась Наташа.
- Кто рано встаёт – тому Бог даёт.
- А ты бы сходил, Юра, к Митричу, давно он просит телевизор у него посмотреть. Вот пойдёшь в сторону пруда, а там мальчишек спросишь, где дом Митрича. Они всегда сидят у пруда. Найдёшь.
Я добрёл до пруда. Пяток голопузых пострелят сидели на берегу, уставившись в поплавки.
- Ребята, где дом Митрича?
- А, вон, вон, где корова пасётся рядом с домом.
- Спасибо, как караси?
Один поднял снизку карасей. Там было штук пять крупных рыб.
- Мелочь мы отпускаем.

Я боялся не застать Митрича дома, но увидев его ворошившего сено, я обрадовался.
Он был занят делом, и не замечал меня.
- Митрич.
- А это ты Юра. Вот сено ворошу, чтобы не подопрело. Вчера с покоса привёз. До Петрова дня надо сено заготовить. Пойдём в дом. Ты телевизор смотреть, пойдём.
Он включил телевизор – экран долго оставался тёмным. Наконец он тускло засветился. В центре экрана появилось чёрное пятно, края его были засвечены жёлтым ореолом, и только самые края экрана светились светло-жёлтым цветом.
Всё понятно.
- Ты давно его покупал?
- Почитай лет семнадцать, как будет. Ещё старуха была жива. Хороший телевизор «Рекорд», ни разу не ломался. А щас не знаю, что с им.
Объяснять Митричу, что у него потеря эмиссии кинескопа, что выгорел люминофор экрана, было бесполезно – не поймёт. Нужен новый телевизор, или менять кинескоп, но где его сейчас найдёшь. Я подыскивал слова, чтобы не огорчать Митрича, но что я мог придумать.
Он с надеждой смотрел на меня.
- Митрич, этот телевизор не подлежит восстановлению. У него выгорел кинескоп, а достать новый кинескоп сейчас невозможно. Не делают их больше.
- Так, так, это чтож – покупать новый? А этот на свалку
- Да.
- А если я вызову мастера из района.
- Заплатишь деньги за вызов, и он тебе скажет тоже самое.
- А какой покупать? Цветной? Дорого.
- Не спеши. Надо как-то съездить в Тверь со мной, и мы подберём телевизор. Импортный. Сейчас можно купить хороший импортный цветной телевизор. Наши - дерьмо. Не спеши.

- Ну, что, починил телевизор?
- Наталья, его выбрасывать пора – срок давно истёк этому телевизору. Жалко старика, денег надо много надо на новый телевизор.
- Не волнуйся, деньги у него есть. Захочет – купит.

Минуло Летнее Солнцестояние, дни по минутке начали убавляться – жаль, убавление дня будет заметно ещё не скоро.
Галина наша оправилась, ходила весёлая, напевая что-то под нос. Поясница её прошла, настроение вернулось к ней. Теперь она на меня не сердилась. Ей осталось два дня до отъезда.
- Юра, будешь в Москве – заходи.
И вдруг, случайно я услышал её разговор с Натальей, когда сидел на лавочке возле открытого окна дома.
- Не приставай ко мне, не буду – хватит с тебя. Это уже лишнее, пользы тебе не принесёт
- Ну, Наташенька, напоследок.
Я так и не догадался, о чём шла речь, пока вечером не увидел, как Наталья повела её в баню.
Вот дурёха, мало ей было?
Утром с выпоротой задницей, охая, Галина садилась в телегу, захватив свой нехитрый багаж.
- Но, милая пошла. Крикнул Митрич, и телега медленно исчезла на дороге, поднимая пыль.

Скучно стало. Наталья исчезала на весь день, приходя только к обеду, а иногда к вечеру.
Я готовил обед, а иногда, не дождавшись, обедал один, и тосковал от безделья.
- Скучно, Наташа.
- Это со мной скучно?
- Да, нет. Заняться нечем. Давай я крышу туалета покрою новым рубероидом, который остался от летней спальни.
- Вот ещё. Пачкаться будешь, и так сойдёт. Не каплет же.
- А давай я забор подремонтирую – куры в огород лезут. Там ещё немного досок осталось.
- И не думай – пальцы отобьёшь молотком, они у тебя недавно зажили. Шурка и так их хорошо гоняет.
Чтобы я не предлагал – Наталья категорически отвергала. Я перечитал все книги на этажерке, что у неё были в доме, все старые газеты.
- Сходи на пруд, полови рыбки. Удочку тебе Митрич смастерит.
- Ну, как я здоровый верзила буду сидеть с малышами ловить рыбу. Стыдно.

Через день появился Митрич.
- Юрка. Колосовики скоро пойдут – Петров день приближается. Свяду я тебя на то место, куда сам хожу, только ты об этом никому не сказывай.
- Вот, вот. Сходил бы с Митричем. Глядишь и подберёзовиков наберёшь. Соглашайся.
- Да из меня грибник, что из…
- Да они сами тебе в корзину полезут, ты ещё таких грибов не видел.

Настал день, когда перед рассветом я надел кирзовые сапоги, которые Наталья с трудом отыскала в кладовке.
- Мужнины. Не жмут?
Подкатил Митрич на телеге.
- Готов?
- А почему на лошади?
- Итьти далеко. Устанем, пока дойдём.
Ехали мы долго по заросшей травой дороге. Заехали на опушку леса.
- Тут. Бери Юрка корзину, пошли.
И прямо на опушке мне Митрич крикнул.
- Вот они, нагнись.
Сначала я ничего не увидел, потом ахнул. Возле моих ног стоял целый ряд на длинных ножках крепких подберёзовиков.
Я нагнулся и увидел ещё шеренгу грибов, но уже поменьше. Я стал их срезать ножом, и не прошло пятнадцати минут, как моя корзина наполнилась до краёв.
Митрич стоял рядом и улыбался глядя на меня.
- Хватит? А говорил – грибник плохой. Вон сколько набрал.
- А где твоя корзина? Чего ты не собираешь?
- Не ем я их – слабит меня от грибов, и корзину не брал. Вам с Натальей и на суп и на жаркое вполне хватит.
Лошадёнку свою мы едва нашли на лугу, что против опушки. Она безмятежно щипала травку, волоча за собой телегу.

То-то было радости у Натальи, когда она увидела полную корзину крепких грибов. Она бросилась их чистить.
Митрич давно уехал.
- А правда, что Митрич не ест грибов?
- Правда, крутит его от них. Какого-то фермента нет у него в организме, чтобы переваривать их.
Сегодня она осталась дома и не пошла на работу.
Ох, Наталья – по любому поводу и без повода ставит на стол бутылку яблочной самогонки и тонкие рюмочки, и каждый раз хвастается.
- На свадьбу подарили.
На этот раз она не отступила от традиции, поставив на стол рюмочки.
- Ну как можно перед грибным супом не тяпнуть по стопочке.
А суп из свежих грибов был хорош.
- Жаль, что Галина рано уехала, не дождалась грибов.
Перед грибным жаркое с картошкой – ещё по рюмочке, а потом ещё. А потом чай с мёдом.
- Юрка. А я совсем забыла – ты же мне такой хороший подарок сделал.
- Ну и что?
- Так, что же он лежит без дела?
- Хлыстик я тебе подарил, как дополнение к твоим чёрным чулкам, трусикам и лифчиком. Он очень идёт к этому гарнитуру. В нём ты королева.
- Так его надо применить.
- И на ком ты собираешься его применять?
- А ты не догадываешься?
- Ты хочешь сказать, что на мне?
- Ну, конечно.
- Милая, у меня от твоей крапивы и розг до сих пор задница чешется.
- Я не больно.
- Знаю твоё не больно. Не хочу.
Наталья закусила губку, хитрая улыбка появилась на лице. Что-то она задумала.
Она убрала со стола, я пошёл скучать в сад. Шурка обрадовался моему появлению, и лёг воле ног.
Я вернулся в дом, взял с этажерки книгу. Наташа мыла посуду и напевала что-то себе под нос.
- Что читаешь?
- О, Генри.
- Интересная?
- У него замечательные новеллы. Читала?
- Некогда мне, почитаю.
Я в какой раз перечитывал эту книгу. Я углублялся в мир героев, и переживал вместе с ним.
Солнце стало опускаться к дальнему лесу. Шурка иногда вскакивал и с лаем, выгонял курицу, пробравшуюся в огород.
Чем заняться? Недавно я предложил хозяйке провести свет в летнюю спальню – фарфоровые изоляторы есть, провод найдём, но она замахала руками.
- Не надо, не лезь в электричество. Убьёт. И керосинки достаточно.

Я оставил записку на столе, запер дом, спрятал ключи в потаённое место. Взял с собой Шурку, надел ему новый поводок, и отправились к Митричу – надоело сидеть дома.
Обрадованный Шурик, что его вывели погулять, рвал поводок, бросался из стороны в сторону.
Приближаясь к дому Митрича, я увидел, что с каким-то мужиком набивали стог сена.
- Бог в помощь, мужики.
- Бог-то, Бог, взял бы да помог.
- Знакомься, Юра, это мой племянник. Скучно одному сидеть дома?
- Тоска, Митрич. Вот решил прогуляться, да чем и помочь добрым людям.
Шурик внимательно обнюхивал племянника, тот пятился назад.
- Не бойсь, он не кусается.
Найдя, что племянник не представляет опасности, Шурка завилял хвостом, и потерял к нему интерес.
- Алексей. Протянул мне руку племянник.
- Юрий.
Алексей полез наверх стога, мы с Митричем сгребали расстеленное на траве сухое сено, нанизывали на вилы и подавали ему.
Час мы работали, пока стог приобрёл солидные формы, и последние травинки были уложены наверху.
- Дядя Дима, тащи брезент – накроем.
- А слезать как будешь? Лестницу надо подставить.
Работа была закончена.
- Ну что, молодёжь, перетрухнём по шкалику? Теперь моей Маруське на зиму корма хватит.
И только мы собрались, выпит по стопочке, которые вынес Митрич вместе с бутылкой самогонки, как Шурик тявкнул, и, волоча за собой поводок, бросился бежать через луг.
- Кого он там увидел? А, это Куманиха по твою душу идёт. Держись Юрка – задаст она тебе.
Наталья приближалась, пёс прыгал возле неё.
Он подошла ко мне, выдала подзатыльник, осмотрела.
- Ты посмотри, на кого ты похож. Лицо грязное. Солома в вихрах.
Она стала стряхивать с рубашки сухую траву, залезла за воротник, вытаскивая оттуда клочки сена.
- Пошли домой. Они и без тебя справятся.
Интересно было наблюдать, как они удалялись по дороге домой. Она что-то ему говорила, размахивая руками. Через каждые десять-пятнадцать шагов он получал увесистые шлепки.
- Строгая баба. Любит она его. Так и не дала ему выпить стопашок. А мы выпьем, наливай.

- Ты посмотри, на кого ты похож, только вчера надел чистую рубашку, а шея-то, шея – как у трубочиста. Сиди здесь, и жди, пока я затоплю баню. Ух, и задам я тебе.

Через час баня была готова. Перестаралась Наталья – вода в бачке бурлила, войти в баню было невозможно, от пылающего жара перехватывало дыхание.
- Ложись на верхний полок.
В руке у неё был уже берёзовый веник, которым она собиралась меня стегать
- Потише, матушка.
- Терпи, батюшка. Грязь надо выколотить.
Я охал, поворачивался то на спину, то на живот. Она, с малиновым лицом, не пропускала ни одного сантиметра моего тела.
- Теперь меня, и уж постарайся.
Взяв в руки новый веник, я постарался.
Все мои старания приводили к тому, что она охала.
- Ох, хорошо, ох…. А теперь здесь. По спинке, пониже, ещё пониже. Ох, хорошо.
Уж пониже я старался стегать, приложив всю силу.
Пожалуй, раки не бывают такие красные, когда их вынимают из кипятка – какими были мы.
Она вцепилась в мои волосы, и стала свирепо их намыливать.
- Что у тебя за мыло, глаза ест?
- Мыло, как мыло. Оброс ты, голубчик, за лето, надо хорошо промыть голову.
Меня бросили на лавку, и стали остервенело намыливать мочалкой.
- Что, у тебя там гвозди в мочалке?
- Не капризничай.
И шлепок опустился на мою задницу.
- Потише там с моими игрушками.
Она взяла в руку, потянула.
- У, оторву.
Потом я намыливал её, особенно стараясь хорошенько отполировать её попу.
- Что ты встал на одном месте, три дальше.
Окатив друг друга по нескольку раз водой из шаек, мы вытерлись полотенцами.
- Ложись на лавку.
Она подошла ко мне с мокрыми полотенцами, и стала привязывать ноги.
- Зачем?
- Чтобы не убежал.
Вторым полотенцем она охватила мою поясницу, и крепко привязала её к скамье. Руки были привязаны к ножкам скамьи бельевыми верёвками.

С ужасом я увидел в её руках хлыстик.
- Наталья, ты, что с ума сошла? Не для этого он предназначен, убери.
- А, для чего?
- Для украшения.
- Вот я и украшу твою попу этим хлыстиком.
- Наталья! У-у. Ой-ё-ёй. Прекрати.
- Ай-я-я-яй. Ты не представляешь, как от него больно.
С разгорячённым лицом, она стегала меня
- Хороша плёточка, хороша.
- Наташа, прекрати, больно же. Ай-яй-яй.
- А зачем подарил? Я тихонечко. Всё, всё, больше не буду. А хороша, надо почаще её применять.
Нанеся ещё несколько ударов, она аккуратно её отложила в сторону и стала его развязывать.
Не успела она его распутать, как он вскочил с лавки, выхватил несколько прутьев из близстоящего корыта и бросился её догонять. Она бегала по предбаннику, стараясь не подставлять ему зад. Он, догнав её, стегал, стараясь попасть по заднице.
- Сумасшедший, что ты делаешь? Визжала она, когда розги попадали точно в цель.
Он стукнулся коленом о край лавки, перевернув её. Юрка завопил, опустился на пол. Из содранной кожи появились капельки крови.
- Боже. Да что с тобой?
Она подняла скамейку, села на неё.
- Иди ко мне. Садись на колени.
Он доковылял до неё. Сел.
Наталья покрыла ладошкой ссадину.
- Закрой глаза, не шевелись, ни о чём не спрашивай.
Так они сидели, наверное, минут пять. Она тихо шептала, что-то. Боль стала куда-то уходить.
- Открой глаза. Посмотри.
Она отвела ладошку. Юра взглянул – маленькое розовое пятно осталось на колене. Следов крови на её ладони и на колене не было.
- Походи, чувствуешь боль в колене?
- Немного
- Сядь.
Наталья опустилась на колени, губами прикоснулась к больному месту, и долго оставалась в таком положении, чего-то шепча.
- Встань, как сейчас?
Он походил, подрыгал ногой.
- Почти не чувствую.
- Заживёт. Забыла тебе сказать – там письмо пришло от Галины, а в конверт вложен ещё маленький конвертик от Бориса. Кто он тебе?
- Что же ты раньше молчала. Где письмо?
- На столе в доме.
Юрка высочил из бани, в чём мать родила.
- Да, куда ты, ненормальный.
Она бежала за ним, пытаясь накинуть на него халат.
Он ворвался в дом, и там она его догнала.
- Оденься, простудишься.
Не обращая на Наталью внимания, он разглядывал маленький конвертик, на котором было написано «Распечатать только Юре».
По плохо заклеенным краям, по пятнам на конверте, можно было догадаться, что конверт открывали. Ну, конечно – это Галина.

Письмо было написано в обычном духе Бориса.
«Ты болван, Юрка. Долго ты будешь пудрить мозги Наталье? Мне Галя рассказала про неё всё – замечательная женщина. И как она тебя дурака полюбила – не представляю.
От добра – добро не ищут. Пройдёт время, пока ты будешь думать, как поступить, и всё может рассыпаться. И будешь ты кусать локти, жалея всю жизнь, а изменить будет уже невозможно.
И, вот что, бери её в охапку и вези в Москву.
Чёрт с ним с домом, в конце концов, его можно не продавать. Пусть останется за ней. Туда можно будет приезжать летом, как на дачу. Я думаю Митрич согласиться протапливать иногда дом зимой, чтобы не отсырел, да и картошка не замёрзла в погребе.
А картошку - мы приедем и выкопаем осенью.
Курей можно продать соседям.
Тебе нужна такая женщина – будешь ты за ней, как за каменной стеной.
Не полагаясь на твою решительность, я решил, что тут надо вмешаться мне.
Мой отец заказал микроавтобус. Через три дня мы приедем. Поедет с нами Галя, которая покажет нам дорогу в деревню. Ленинградку я знаю, но как проехать в посёлок, нужен проводник. Галя тоже не равнодушна к твоей судьбе. Она мне всё рассказала о ваших отношениях.
Не пригласишь на свадьбу – обижусь на всю жизнь»

- Почитай.
Я передал Борькино письмо Наталье, та прочла письмо несколько раз, иногда хмурясь, иногда не скрывая улыбки.
- Ну, что скажешь?
- Он прав. Рохля, ты. Мужчина должен решать такие вопросы. А ты ….
- Так брать тебя в охапку?
- И ты ещё думаешь?
Далее наш разговор перешёл на тему, что делать с хозяйством, что оставить, что взять с собой.
Пригласили Митрича.
- Уезжаешь, значит. А как мы без тебя?
А так как серьёзный разговор не решается без бутылки, то мы прикладывались к стопочке, после каждого решённого вопроса.
- Дом я буду протапливать. Петуха я у тебя заберу, мой уже стар – плохо курей топчет. Несушек у тебя охотно купят бабы, они вон, сколько яиц несут. Псину возьмёте с собой – не продавай, тосковать будет. Привыкнет он на новом месте. Как говорят – коша к дому – собака к хозяину.

Впервые мы спали с Натальей, повернувшись жоп-об-жоп. Не до этого было.

Утором третьего дня нас разбудил гудок автомобиля.
Быстро накинув халат, Наталья выбежала из летней спальни, я, натягивая штаны и протирая глаза, оделся и вышел за калитку сада.
Из машины вышла жена Бориса и уже беседовала с Натальей. Галина побежала хлопотать в дом. Борис, с трудом вытаскивая свои длинные ноги из машины, давал какие-то указания шофёру. Наконец он вылез, размялся, огляделся.
На меня он не обратил никакого внимания. Подошёл к Наталье.
- Вы Наталья Сергеевна? Рад с вами познакомится.
И он галантно поцеловал ей ручку.
- Да, бросьте, вы.
Наталья залилась краской
Теперь Борис обратил внимание на меня.
- Как ты здесь, брат? Загорел, поправился. Неплохо тут тебя кормят. Свежий воздух. Красивая женщина. Не обижайся за тон письма, ибо писал я его в великом гневе. Прости.
Меня отозвала в сторону жена Бориса.
- Какая красивая женщина твоя Наталья. Пусть она старше тебя, такие браки счастливы. Я ведь тоже старше Бориса.
- Ну, что же мы стоим, дорогие гости. Отдохните с дороги, покушайте, чем Бог послал. Все в дом.
Галя, которая знала где что лежит, быстро накрыла стол, и все уселись за стол кроме шофёра, который уехал заправляться.
- Водка с утра – это пошло, но поддержу компанию. От одной рюмки печень не пострадает.
Но Борис выпил и вторую, и третью стопку, надеясь, что печень не заметит.
- Нам как собираться? Сегодня? Спросила Наталья.
- Как вам захочется. Мы не торопим. Хочется подышать деревенским воздухом. Насладиться запахом навоза. А вид, до чего же красив вид, открывается на тот дальний лес.
Борис проглотил ещё одну стопку, и потянулся за селёдочкой.

Всегда удивляешься – как быстро разносятся слухи по деревне.
Приехал шофёр с заправки, открыв капот, он ковырялся в недрах машины. Возле него собрались бабы.
- Куманиху увозишь?
- Уезжает, значит.
Шофёр молчал, ковыряясь в машине.
- А вы что здесь стоите. Идите в дом, всем место хватит.
Пришла и Анютка – та самая, которая очень любит мужиков. Сделала глазки Борису, а потом отвернулась, он не обратил на неё внимания.

На следующий день шла массовая распродажа несушек.
- Эту мне, куда, ты за неё уцепилась, а ну отдай.
Довольные бабы расходились домой, унося драгоценный товар.
Были собраны необходимые вещи. Наталья ушла в правление. К вечеру она пришла, помахивая трудовой книжкой.
- Вот, а то не хотели отпускать. А я им, замуж выхожу, в Москву еду.

На третий день, после приезда Бориса, Уазик был загружен необходимыми вещами.
Решили ехать с утра, чтобы дорога была свободней, да чтобы не жарко было.

Наталья ходила вокруг машины.
- Всё собрали, ничего не забыли. Пойду, загляну в дом. Митрич, ключи я тебе отдала?
- Отдала Наталья Сергеевна.
- Ну, прощай, не поминай лихом.
- Бог с тобой, Наталья, если что, то пиши.
Она села в машину. Я привёл Шурку, он охотно впрыгнул в машину, влез на сидение и уставился в окно.
Борис сел с шофёром, и стал ему объяснять, как выехать на шоссе.
Я с ним так и не успел познакомиться. А теперь это не имело смысла. Был он молчалив, и сидя за столом, не выпил ни одной рюмки.

Машина медленно шла по деревенской дороге. Вдоль дороги стояли бабы и махали нам рукой.
- Наталья, а кто же нас лечить будет?
- А вы не хворайте.
- Вот у моего мужика ячмень под глазом выскочил.
- А что не привела.
- Да он уже прошёл.
Шурка высунулся в окно машины. И залаял на назойливых баб.
- Да уберите вы этого пса – не даёт проститься.
Я вытащил его из окна, куда он вылез наполовину. Он сердито заворчал, обидевшись, что ему не дали поговорить с народом. Потом лёг на пол и закрыл глаза.

Уазик выехал на твёрдую дорогу, прибавил скорость.
Наталья сидела с мокрыми глазами, прижав платочек к лицу.
- Ты плачешь, Наташа?
- Нет, милый, что-то в глаз попало…


4 Января. 2012 года. Перелопачено и причёсано 25 апреля сего года.

понравилось.. наконец-то что-то свежее.. спасибо..

А можно узнать о первоисточнике,оригинальное название повести и кто автор?А то вы упомянули,что переделываете историю,и теперь снедает любопытство,что же там было такого,что вы решили вычеркнуть?Заранее благодарен!

Я отвечу вам в ЛС.