Confesión

Троица в райском периоде ванили

Наблюдать за тем, как гармонично они смотрятся вместе, как радостно нежатся в друг друге.
Чувствовать желание угодить и доставить удовольствие, не заботясь о своем.

Пока это не начинает отдавать сладкой горечью конкуренции, которая сквозит между нами.
Разве ему нормально встречать другого в коридоре, пока я сплю, чтобы новоприбывший почувствовал вкус меня на члене другого?

Они признались мне случайно, по одиночке. Свою ревность я выносить не могу; ревновать одного к другому это мучительно; словно я лишняя.

Тогда ваниль и закончилась. Стало лишь снятием стресса без того восторга близости; и в сессиях тоже не осталось ничего хорошего.

Идеальный баланс - это смена ролей. Когда после служения мне, ты служишь мне иным путем, неустанно физически боготворя меня, гонясь за моим удовольствием и игнорируя собственное, раз за разом. Забавно, что в процессе мне нравится эта игра с деградацией в мою сторону, стигматизация женского удовольствия сыграла большую роль в становлении современных предпочтений в сексе. Культура порно смешала мужской вымысел о женских желаниях и реальность, потому что сформировала новое поколение женщин, выросшее на порнухе, впитавшее в себя через культуру идею об
удовольствие женщины через покорность и использование ее тела мужчиной.

Как же опьяняет ощущение собственной власти!
В любой момент я могу сделать с тобой все, что угодно. Продавить твои границы настолько, что ты будешь улыбаться мне, когда я буквально обхожусь с тобой, как с вещью для своего удовольствия, не заботясь о твоем комфорте или самочувствии.

Больше всего меня заводит тот факт, что ты физически настолько сильнее и больше меня, что это даже смешно; но при этом ты с покорностью позволяешь себя таскать и тянуть, поддаваясь и падая на колени. Мне даже не нужно ничего делать: ты сам понимаешь, что должен. Это не тот случай, когда ты поднимаешь меня или переворачиваешь по комнате, словно я ничего не вешу. Мне достаточно просто посмотреть на тебя, чтобы твоя вредность дрогнула, и ты залился краской на щеках, ложась грудью мне на колени, ерзая, чтобы моя ладонь удобно легла на твои ягодицы.

Иногда хватает прикосновения кончика пальцев; иногда - жесткого пощечины.

Сначала было даже страшно тебя бить по лицу - с твоими-то рефлексами и физической силой. Но эта идея слишком соблазнительна. От этого я не смогу отказаться.

Надо придумать, как заставить тебя стонать постоянно; даже без кляпа. Чтобы тебе не было стыдно делать это для моего удовольствия. Дело не в физическом аспекте, тебе морально тяжело это сделать. Особенно от боли - ты настолько считаешь это показателем слабости, что не издаешь ни звука, даже если я вижу, что давно пора остановиться. Но ты упорно терпишь. Это словно игра - кто первый сдастся. Я, боясь причинить непоправимый вред твоему здоровью (ну или отнять возможность играть с твоими нижними частями тела на пару-тройку недель). Или ты наконец скажешь, что это твоя граница.

Раскрепощение пошло в обе стороны - и в плохую (где ты хочешь быть слишком покорным, чтобы сделать для меня все, что угодно, игнорируя себя и свое удовольствие); и в хорошую - в снятие барьера на расслабление, на передачу мне прав над своих телом.

Чувство вины вперемешку с радостным осознанием своей власти; возбуждение от вида чужих слез и исполосованной красными следами кожи;
Мускулистая грудь, подрагивающая от сбившегося дыхания.
Когда на спине и ягодицах с бедрами живого места не осталось - моя рука онемела от ударов, суставы предательски свело. Ты робко обернулся; покрасневшей линия затылка и твой растерянный взгляд меня даже разозлили: я не справляюсь с тем, чтобы доставить тебе удовольствие через боль, чтобы ты перестал думать.
Словно хотел бы сам продолжить себя пороть, чувствуя мою усталость и тонко ощущая мои границы. Как-то раз, когда я обрабатывала метки моих зубов на твоей коже, ты высказал эту идею, и она глубоко засела в моей голова.
Кафельная широкая плитка душевой, ее холод на контрасте с твоей красной кожей.

Мне стало жалко и одновременно хорошо от осознания, как тебе некомфортно рыдать на коленях, умоляя меня. Разрешить тебе обнять свои ноги, тереться о них лицом, утыкаться щекой в ладонь, как щенку.

Выгляжу ли я жалко, снисходительно разрешая тебе так унижаться и купаться в удовольствии от этого; если бы ты знал, сколь глубокое наслаждение я испытываю о своей власти.

Меня раздражает, что иногда я не могу поговорить и честно высказать сразу, что мне стыдно причинять тебе неудобства; потому что еще не время. Ты потеряешь свою роль нижнего, снова принимая на себя всю ответственность. Я боюсь, что ты откажешься от своего удовольствия из-за моих мимолетных сожалений.

Все-таки порой тяжело такое сотворять, но это часть игры, которая нам обоим приятна. Осадок мы рассеиваем потом, но мне страшно катиться дальше. Что если я не остановлюсь? Что если моя доза станет хуже? Что если я захочу приходить домой, и каждый раз ты должен будешь ползти на коленях, вылизывая мои ноги, нося клетку всегда, даже когда ты уходишь из моих владений в мир, который окружает тебя работой и твоими развлечениями, где ты держишь образ обычного человека, который имеет свободную волю?

Что если я захочу держать тебя так близко, что всерьез запру в клетке и прикую наручниками, чтобы ты ел из моих рук и полз к моим ногам, как я соизволю спуститься к тебе в подвал? Или наоборот, будешь рыдать и умолять отпустить тебя?

Но я люблю тебя именно таким: свободным, полным зависимости к адреналину, боевым искусствам, разным увлечениям и навыкам. Следящим за своим телом, способным выдержать нагрузку, какой бы она ни была, чтобы удовлетворить меня.

Что если я наоборот, захочу быть на твоем месте и льнуть к твоим ногам, выпрашивая то, что обычно выдает тебя, как хвост у радостного пса?

Нам надо расстаться. Если я так скажу, то снова увижу тебя рыдающим на коленях, а это слишком большой соблазн. Включать это в часть игр слишком опасно, хотя мы оба знаем, что ты меня не отпустишь. Так что даже шлепки по лицу не заставят тебя прекратить плакать, почти напугав меня тем, как глубоко ты погрузился в роль.

Жгучая боль до слез в груди от мысли, что такие неправильные вещи завораживают меня так сильно, что волнуют меня даже с осознанием, насколько это неправильно на глубоких уровнях. Социальные взаимодействия и динамика неравенства в отношениях между мужчиной и женщиной, сильным и слабым, рабом и господином - буржуем и рабочим, подчиненным и подчиняющимся - именно из-за существования таких вещей БДСМ в целом привлекает меня, потому что поднимает эти вопросы в остром ключе, сексуалилизируя эти темы. То есть упрощая сложность социальных контекстов и накал проблем до уровня выплескивания их в чем-то без обдумывания корней и поиска решения, в чем-то плотском и простом.
С одной стороны, решения с выходом на равенство и избавления от неравенства в обществе сейчас нет, поскольку социалистическая революция еще не наступила, и перестраивать общественное сознание в целом процесс затяжной и трудоемкий, так что на данный момент это невозможно.
Но справедливо ли предаваться упрощению выходу эмоций из-за безысходного положения в такой извращенной форме плотских утех?
Разве логично потворствовать своим извращениям, предаваясь декадансу современных будней?