ПОСЛУШАЙТЕ, ВЕДЬ ЕСЛИ ПАРАНОЙА ЗАРАЗНА?..


Я познакомился с волшебником в метро, когда он вызывал поезда. Ему никто не верил, все смеялись, но поезда — приходили, а он так грустно улыбался глупости недоверчивых пассажиров, что я подумал: "А вдруг он и вправду их вызывает?..". Так, в шутку подумал. Было уже поздно, поездов в это время требовалось немного и, когда очередной отошел от станции, я набрался храбрости и заговорил с волшебником.
— Извините, — сказал я, — вы действительно вызываете поезда? Или, все-таки, это простое совпадение? Как всем вокруг, и кажется?
Мне интересно было, что он скажет.
— Действительно, — кивнул волшебник.
— И если вы уйдете, то поезда приходить не будут? — улыбнулся я.
Волшебник грустно улыбнулся в ответ.
— Почему же, — сказал он, — конечно будут. Для того, чтобы вызывать поезда, совсем не обязательно находиться на станции. Просто мне сегодня стало как-то грустно, одиноко что ли, вот я и решил показать кому-нибудь, что это я поезда вызываю. Делаю такие дурацкие движения... Я их экспромтом...
Он опять повторил свои размашистые пассы руками, я против воли оглянулся, но поезда не было.
— Что вы! — засмеялся волшебник. — Я ведь сейчас только показал. А поезд придет через... сорок... — он оглянулся на часы, — тридцать семь секунд. И для этого совсем не нужны пассы. Смотрите, вот как я их обычно вызываю, каждый день.
Он просто стоял у края платформы, улыбался мне, но поезд все равно пришел. Когда люди схлынули и поезд опять двинулся, он с доверием поднял лицо, кивнул мне: "Ну, как?".
Мы посмотрели друг другу в глаза. Я уже улыбнулся, собираясь поблагодарить его от имени всех пассажиров, но вместо этого почему-то полез в карман, расстегнул кошелек, достал пятак.
— Сделаете так, чтобы выпал орел? Он задумался.
— А зачем? Это кому-то нужно? Понимаете, это должно быть нужным.
Я вдруг сообразил:
— Вам! Вы зачем сюда сегодня пришли? Вы сами говорили. Вам ведь нужно, чтобы вам поверили?.. Ну, или не поверили, не знаю, что именно, да это и не важно. Но ведь нужно же?
— Ну, давайте, попробую. Именно орел? Может, давайте, что выпадет, то и выпадет? Ладно, ладно, шучу... Вдруг вы и вправду поверите мне. Монета прыгала по платформе, кто-то оглянулся; я подошел, поднял ее.
— Ну, как? — спросил волшебник. Я молчал. — Значит, и действительно было нужно! Теперь верите? Верите? Или еще бросим. Давайте, давайте, сколько нужно...
Я почувствовал неприязнь в его голосе, хотя он по-прежнему улыбался.
Подошел поезд. Опять из него вывалились люди... Он молчал.
И я вдруг сказал ему: — Верю. Без вас поезда не приходили бы.
И сразу же — испугался. Стало даже стыдно — ну что за чушь я несу, что за чушь!.. Не может ведь этот худенький, невысокий человечек управлять целым метрополитеном. Не может такого быть, а орел у меня однажды даже шесть раз подряд выпал, и что, это было кому-то нужно? Я опять посмотрел волшебнику в глаза. Его взгляд как-то странно изменился.
— Правда, верите? — спросил он тихонько. И уже не улыбаясь. — Значит... это — вы? Вы — тот человек, которому было нужно мне поверить? Значит, это вы наколдовали, чтобы я сегодня сюда пришел? Вот вы какой! Я всю жизнь пытался представить себе, как вы выглядите...
Он рассматривал меня, потрогал осторожно плащ.
— Когда я умру? — спросил он. Я вздрогнул.
— Когда это будет кому-нибудь нужно, — произнес я первое, что пришло в голову. Я успел почувствовать всю кажущуюся комичность ситуации и успел понять, что комичного здесь очень мало, что н верит в то, что говорит. И что я, кажется, стал его понимать...
— Ты сказал "кому-нибудь"? Значит, не тебе? И ты еще не знаешь кому, ты еще не нашел волшебника над собой?
"Того, кому нужно то, что я делаю? Того, кто, может быть, знает, когда я умру? — подумал я. И тут же подумал о ней. Сегодня у нее опять было плохое настроение...".
— Она же даже не знает еще о тебе, — сказал я.
— Спросишь у нее что со мной будет? Мне так тоскливо не знать, хорошо или плохо все, что я делаю!..
Опять подкатил поезд. Я удивленно посмотрел на волшебника. Он ведь не думал сейчас о поездах, а вот он, пришел.
— Я же не могу все время думать о поездах, у меня все это уже автоматически получается. Как, кстати, и многое остальное. Самолеты, например...
Мы молчали. Людей на станции стало еще меньше.
— Спросишь?
— Она не скажет...
— Ну, если она действительно твой волшебник, то ты этого просто знать не можешь! От хозяина всего можно ожидать. Спроси на всякий случай.
Он вырвал из блокнота лист, записал мне свой телефон.
Я молчал. Все-таки, здесь было что-то не так!
— Послушай, так не может быть, — сказал я. — Изображение не может вслух признаваться, что оно только изображение, что все есть как есть и больше никак. Я вот — не могу признаться, что я, вот... — я потрогал себя за рукав, — всего лишь кусочек ее театра, где она режиссер, начальник... И ты — не веришь, что ты теперь всего лишь кусочек моего личного театра! Не знаю, солгал он или нет, но он сказал: — Верю.
— Так не бывает.
— А как же она?..
Я молчал.
Подъехала подметальная тележка, ее толкал сморщенный розовощекий старичок с большими белыми усами. Он игриво подтолкнул тележкой громадную толстую женщину в красном пальто, подмигнул нам с волшебником и покатил дальше, не слушая, что ему говорит женщина. Колоритная личность. Сидящая на лавке за спиной волшебника маленькая девочка с одной косичкой, почему-то не сзади, а на боку, громко засмеялась. "Похоже, он отдал мне весь свой театр.
Неужели он сам теперь только актер?". Мне стало тревожно. Я обвел взглядом станцию, людей. Подумал: "Скоро придет поезд..." И точно. Пришел. Причем, точно по расписанию, как я и загадал.
Из него, как и из всех предыдущих, вышли люди; зашла — только женщина в красном.
Я опомнился, заскочил в закрывавшуюся дверь. Женщина косо посмотрела на меня, скривилась. На редкость уродливая женщина! Волшебник принял торжественную позу, расправил плечи, шутовски подмигнул мне и, очень похожий на дирижера и марионетку одновременно, замахал по-дурацки руками, приказывая поезду уехать. Люди вокруг него опять улыбались.
Я ехал, смотрел на свое отражение в темном стекле и думал, что она скажет, когда я расскажу про волшебника. И... вдруг что-нибудь... такое, про что он говорил?
Что она скажет — зависит от настроения. Если будет такое же, как...
Что делать, чтобы у нее не было этих приступов тоски? Разве у бога может быть депрессия?..
А, может быть, так и лучше, может и нужно именно так, как уже есть?
Нужно, чтобы иногда ей было плохо...
Меня, признаюсь, передернуло от этой мысли.
А тут еще и женщина в красном пальто улыбнулась. Какая, все-таки, уродина. У нее были еще и золотые зубы...
И ведь это я ей их наколдовал...


© "Сломанная головоломка"

БОДХИСАТТВА


Молодой человек подошёл к стойке гардероба и огляделся. Висели шубы, длиннополые пальто, как нахохлившаяся ворона, на вешалке восседала чёрная шляпа. Но никто не спешил, чтобы принять у него куртку. Только слышно было далёкое приглушённое бубнение.
— Эй, есть здесь кто-нибудь?
Никто не отозвался.
— Ау! Есть кто живой?
Сбоку, из-за шторки, высунулась голова гардеробщицы с телефонной трубкой около уха.
— Обожжите! Я занята, - и голова спряталась, продолжая разговаривать, - Что ты говорила? Да, я помню его…
— Эй, вещи примите у меня!
Гардеробщица не ответила.
— Вы меня слышите? Вещи примите, пожалуйста.
Голова появилась снова.
— Я не понятно сказала? Обожжите! - За шторкой снова зашептало. - А я представляешь, открыла вчера банку…
— Может, отвлечётесь на минутку и примите вещи? Я очень тороплюсь.
На этот раз ответом его не удостоили, только шёпот перешёл на возмущённый тон, жалуясь на обнаглевших посетителей.
— Эй, вы там! Я буду жаловаться на вас! Где у вас книга отзывов?
И опять его проигнорировали.
— Ну вы, послушайте! Я тороплюсь! Эта ваша работа, между прочим. Вы обязаны меня обслужить.
Гардеробщица, не спеша, вышла и лениво взяла куртку. Осмотрела и положила обратно на стойку.
— Вешалка оторвана. Без неё не принимаем.
И ушла обратно.
— Ну, пожалуйста! Давайте её так повесим. За капюшон можно.
В ответ прозвучало презрительное молчание.
— Ну, что вам стоит. Я вас очень прошу! Пожалуйста!
К гардеробу подошёл седовласый старичок. Твёрдо постучал по стойке костяшками пальцев и, гордо выпрямившись, стал ждать, устремив вдаль безразличный взгляд. Служительница вешалок вышла к нему немедленно. Взяла пальто и выдала номерок. Старичок странно посмотрел на парня и величественно удалился.
— А может, и мою, а? Мне ненадолго. Ну, очень надо!
Гардеробщица со своего места скрытно наблюдала за посетителем. Тот впал в депрессию, мялся у стойки, хотел побиться о неё головой, но передумал. Порывался уйти, но раз за разом возвращался. Наконец присел на скамеечку и обреченно стал ждать. Когда взгляд клиента расфокусировался, а лицо стало расслабленным, гардеробщица поднялась. Подошла к парню, повесила куртку на вешалку и грохнула номерком по стойке, выводя посетителя из транса.
— Спасибо, спасибо огромное!
И молодой человек умчался через холл к лестнице.
Гардеробщица, мастер-дзен второй ступени наблюдала за ним с улыбкой. Она хорошо помнила наставления своего гуру - “только пройдя через отрицание, гнев, торг и депрессию, человек приближается к смирению. А смирение есть шаг к постижению дзен”. Да, она помнила это. И из любви к каждому, несмотря на личные симпатии, ругань и крики, каждый день вела людей к просветлению. Долгие годы она выводила людей из себя, заставляла покориться неизбежному и в конце смириться. Тяжелая, неблагодарная работа, но такая нужная. Гуру может гордиться ею - на её счету были десятки просветлившихся у этой стойки.
Входная дверь хлопнула. К гардеробу шла девушка в светлой шубке. Гардеробщица вздохнула и пошла в подсобку взять книгу - опыт подсказывал, что с этой гордячкой ей предстоит повозиться.


© Александр "Котобус" Горбов

КОЛОБОК ОТКРЫЛ ГЛАЗА...


Тело ломило, голова болела…
но он не обращал на это никакого внимания. Потому что на этот раз помнил. Помнил всё. И тропинку, и Лису, и влажный её нос, и горячий язык… и острую боль, что была перед тем, как он снова открыл глаза. А ещё он помнил, что это был не первый раз. Он умирал и умирал сотни, а может быть тысячи раз. Так было всегда. Всегда одна и та же дорожка, всегда одни и те же звери, всегда один и тот же лес, всегда одна и та же смерть… Но только сейчас он помнил всё, что было. А значит теперь всё будет по-другому.

Он покатился по дорожке. А навстречу ему Заяц.

— Колобок, Колобок, я тебя съем! — Не ешь меня, Заяц, я тебе песенку спою.

И он пел песню, как пел её этому же самому Зайцу неизвестно сколько раз до этого.

А потом был снова Волк, и снова эта песня. И Медведь. И все оставались позади, и все только его и видели. А потом пришла она. Его погибель. Лиса.

— Колобок, Колобок, куда катишься?
— Качусь по дорожке.
— Колобок, Колобок, спой мне песенку.

Сердце уже начало стучать раза в три быстрее. Теперь это было не дежавю. Это было по-настоящему. И через минуту Лиса его съест.

— Ах, песенка хороша! Да слышу я плохо. Колобок, Колобок, сядь ко мне на носок да спой ещё разок, погромче.

Он прыгнул ей на нос. На этот чёрный, влажный нос хищника, замышляющего коварство. Вот только теперь Колобок знал, что будет дальше. Он пропел снова свою песенку.

— Колобок, Колобок, сядь ко мне на язычок да пропой в последний разок.

Вот он момент истины! Колобок подпрыгнул, увидел, как блеснули чёрные глаза лисицы, но приземлился не на язык. Вместо этого он больно ударил Лису прямо в лоб, отскочил от неё как баскетбольный мяч, перемахнул через рыжий хвост и помчался дальше что было сил. Оглянулся в первый раз только через минуту. Лисы нигде не было.

Он сделал это. Сделал! Разрушил проклятие!

— Колобок, Колобок, я тебя съем! — Перед ним стоял Кабан.

— Ээ… — замялся Колобок в полном шоке. Такого с ним ещё не было.
А Кабан не стал ничего дожидаться и накинулся на него.

Колобок открыл глаза.

— Охренеть. — Только и смог он произнести. Тело ломило. Голова болела.

Он снова покатился по тропинке. И снова был Заяц, снова была песенка, снова был Волк, Медведь и Лиса. И снова Лиса попыталась заманить его в ловушку, получила по лбу…

— Колобок, Колобок, я тебя съем! — сказал Кабан.

— Не ешь меня, Кабан, я тебе песенку спою!
— А нахрена мне твоя пенсенка, если я жрать хочу?!
— Опять последовал неожиданный ход от нового героя сказки...

Колобок открыл глаза.

— Вот ведь, свинья! — С досадой зашипел он, оглядывая лес. И снова всё повторилось. Уже машинально, не задумываясь он проделал путь до Лисы, обманул её, покатился дальше.

— Кабан! — Заорал Колобок. Кабан, готовый произнести сакраментальную фразу о своих желаниях, застыл. — Беги, Кабан! За мной следом идут охотники! Ружья несут! Стреляют!

На Кабана этот аргумент похоже подействовал.

— Чё правда охотники?!

— Правда, Кабан. Они уж Зайца застрелили, Волка застрелили, Медведя застрелили! Лису застрелили.

Кабан взвизгнул:

— Даже Лису?!
— Даже! Беги.
И он действительно побежал, снося кусты.

— Уф. — Вздохнул Колобок, катясь дальше. Лес здесь был другим. Деревья стали реже и даже иногда было видно большие куски неба, по которым плыли облака…

— Колобок, Колобок, я тебя съем!

— А ты вообще кто? — Опешивший Колобок смотрел на что-то большое. Цветом оно было примерно как болото, откуда собственно только что и вылезло. А ещё у него была пасть. Очень большая пасть.

— Я Бегемот. И я тебя съем. — Невозмутимо сообщило нечто, назвавшееся Бегемотом.

— Слушай, Бегемот.

Не ешь меня, я тебе песенку спою.

Колобок открыл глаза, заранее матерясь.
Попробуем следующий вариант.

— Беги Бегемот, беги! Там охотники! Они Зайца…

Колобок открыл глаза, матерясь в два раза активнее и вслух.

— Бегемот, ты, может быть, худо слышишь? Давай я к тебе на носок сяду?

Колобок открыл глаза. Мата в голове не было. Была бессильная злоба.

— Не ешь меня, Бегемот. Я тебе секрет а то не расскажу!
— Какой секрет?

Внутри Колобка всё замерло. За долгое время это был первый раз, когда удалось пройти дальше первой бегемотиной фразы.

— Что лежит у меня в кармане. — Наугад бросил он цитату из какой-то книжки.
— У тебя же нет карманов.

Колобок открыл глаза.
Надо придумать что-то правдивее.

— Какой секрет?
— Кто умрёт в Мстителях.
— Ненавижу спойлеры.

— АААААААА!!!! — Заорал Колобок, испытывая ненависть ко всему миру и открыл глаза.

Он готов был убить всех! Ненавидел всё и вся! Этот лес, эту тропинку, эту грёбаную песенку! И в особенности этого толстокожего, непрошибаемого, тупого, прожорливого бегемота!

В очередной раз он покатился по дорожке.

— Колобок, Колобок, я тебя съем! — Сказал уже набивший оскомину Заяц.

— Иди на хрен, Заяц, бл! — Сказал злобно Колобок, подпрыгнул, ударил ушастого в живот и покатился дальше.

— Колобок, Колобок, я тебя съем! — Сказал грёбаный Серый Волк.

— Я вопьюсь тебе в селезёнку и прожую кишки! — Заорал Колобок и покатился дальше мимо ошалевшего Волка.

— Только попробуй, чучело музейное! — Рявкнул Колобок, ничего не успевшему сказать доставучему Медведю и покатился дальше.

— Колобок, Колобок, куда катишься? — Спросила Лиса.

— Жрать младенцев под кровавой луной и танцевать нагишом во славу тёмному владыке! — с кровожадной ухмылкой сообщил он хитромордой Лисе и покатился дальше.

— Колобок, Колобок, я тебя съем! — Сказал Кабан.

— А я тебя свиным грипом заражу. — Процедил хрипло в ответ Колобок и покатился дальше.

— Колобок, Колобок, я тебя съем! — Вылез снова из болота Бегемот.

— Закрой пасть, антресоль дырявая! — Попытал счастья Колобок, но Бегемот уже шёл на него. Болотное чудище действительно был непрошибаемо.

— Не ешь меня, а то я тебе секрет не расскажу!

— Какой секрет?

И вот снова этот момент. В голове уже было пусто. Он перепробовал сотни вариантов.

— Не расскажу, куда я… —

… иду. — Колобок открыл глаза, заканчивая фразу уже после того, как Бегемот в очередной раз его сожрал.

Только теперь его мысли были заняты не тем, что всё снова и снова повторяется. Он думал о том, что сам только что сказал.

«Куда я иду».

— А действительно, куда, я мать его, иду?! — Произнёс он вслух. И огляделся.

Был тот же лес. Та же опушка. Та же тропинка уходила прямо. А вот была ещё тропинка. И вон там дорожка куда-то уходит. А вот ещё одна. Он стоял на перекрёстке множества тропинок, на которые почему-то раньше не обращал никакого внимания. А почему?

Почему он их не видел и как умалишённый пёр по одному и тому же пути. Хотя уже не раз мог убедиться, что заканчивается он тупиком?

В затуманенном состоянии Колобок покатился по другой дорожке. Она был чуть пологая, спокойная, тихая. Никто не вылезал из кустов и не сообщал ему радостно, что хочет его съесть. Через полчаса тропинка вывела его из леса на широкое пшеничное поле. Тут было тихо. И очень спокойно.

Впервые за много-много дней… или жизней, Колобок понял, что ему наконец-то хорошо. Что он нашёл то место, где хочется остаться и ни от кого не убегать...


© Евгений Звягин

БУДДИСТ И ДЕПРЕССИЯ


Депрессия: Ты — ничто.
Буддист: Благодарю за комплимент.
Д.: Твоя жизнь пуста, в ней нет ничего хорошего.
Б.: Если она пуста, то в ней нет и плохого тоже. Выходит, что я свободен.
Д.: Любви нет. Добра нет. Радости нет.
Б.: Однозначно. В рамках данной реальности существуют лишь навязчивые иллюзии, продиктованные человеческим Эго. Мы сами их творцы.
Д.: Над этим миром нависло Страдание.
Б.: Но страдания без радости быть не может.
Д.: Ты умрёшь, так и не осознав Истины.
Б.: Это не страшно — впереди ещё столько жизней.
Д.: Вокруг война, ложь, мерзость и соблазны, Земля погрязла в собственном дерьме. Человечество обречено.
Б.: Космос велик. И что бы ни происходило — это случается во имя вселенской гармонии. Наши души — чистая энергия, которая так или иначе, рано или поздно, избавится от мирской тяжести и растворится в бесконечности небытия.
Д.: Да ну тебя на*уй.

ОДИН ИСТОЧНИК И ОДНА СОСТАВНАЯ ЧАСТЬ МАРКСИЗМА


Сидит как-то Иммануил Кант и пишет письмо Ницше, вдруг в дверь стучатся. Он спрашивает: "Кто там?", не отвечают, только какое-то взволнованное пыхтение. Выглядывает — а там стоит медвежонок Винни-Пух и дрожит. Набрался смелости наконец, говорит: — Здравствуйте, Иммануил Кант, меня зовут Винни-Пух!.. —от страха даже зажмурился.Кант очень удивился, говорит: — Заходите, Винни-Пух, чем обязан в столь поздний час?
Винни испугался еще сильнее, говорит: — Ой, а вы уже спать собрались?— Что вы, — отвечает философ, — заходите, заходите, раз уж пришли. У вас, наверное, какие-то вопросы ко мне?
А сам улыбки сдержать не может, хоть и неприлично над гостями смеяться.Винни тоже разулыбался, лапки о коврик вытер, вошел в кабинет, примостился на краешке скамеечки, а начать боится. Кант сел напротив в вольтеровское кресло, глядит на него внимательно. Решил издалека начать: — Вы к нам издалека приехали? — говорит.
— Нет, что вы, не волнуйтесь! Я так просто, мимо проходил. Я только спросить чего-то хотел.
— Спрашивайте, спрашивайте, что же вы, боитесь словно! Я с вами с удовольствием побеседую. Вы такой необыкновенный гость, вероятно расскажете много интересного!— Я? — испугался Винни-Пух. — Я ничего не знаю. Я просто... А так я пойду... Мне нужно тут...
Слезает со скамеечки и, перепугано пыхтя — к дверям!— Да стойте же!.. — Кант ему кричит. — Какой вы стеснительный! Ведь вы, похоже, медведь, а такой трусишка! Садитесь вот сюда на диван, чай сейчас подадут...
— С вареньем?..
Винни-Пух остановился у самых дверей, почесал лапой ухо и задумался.
— Конечно, конечно с вареньем! У нас в Кенигсберге варят замечательное варенье. И мед есть, тоже очень вкусный — смеётся хозяин. Ему все это ужасно понравилось, такой необычный гость!..Винни-Пух подумал немного и сказал: — Ладно. Я остаюсь.
Он влез с лапками на скамеечку и спросил: — А варенья хватит? — как будто волновался, не стесняет ли он хозяев. — И меда хватит?.. Он определенно повеселел и освоился. Подали чай. Кант внимательно наблюдал, как Винни-Пух ест смородиновое варенье и все больше удивлялся. Даже улыбаться перестал.
— Очень вкусное варенье. — сказал Винни. — Мое любимое. Как здорово, что оно у вас завалялось.
— И мед тоже очень вкусный, я очень люблю такой мед, — сказал он через несколько минут, вылизывая блюдце. — А сгущенка у вас в Кенигсберге тоже есть?
— Нет, — ответил Иммануил Кант. — Сгущенки у нас не бывает.
Он ждал, что же спросит у него такое чудо. Винни сидел и молчал. Потом побарабанил слегка по столику, опять задумался. Потом вдруг сказал:
— Да, это плохо, что у вас в Кенигсберге не бывает сгущенки... Опять, оперев голову на лапы, задумался о чем-то, потом посмотрел на часы, вскочил со стульчика и сказал: — Ну, мне пора. Спасибо, было очень вкусно!— Вы же хотели что-то спросить у меня?! — воскликнул удивлённый философ. Такого оборота он не ожидал, даже рассердился немного.
— Да? — очень удивился Винни-Пух и почесал ухо. — Вы уверены?.. — уточнил он на всякий случай. Кант молчал.
— А вы не знаете, о чем это я хотел вас спросить? — попытался выкрутиться Пух. Он очень расстроился. Вечно с ним приключались такие истории.
— Ну, может быть, о смысле жизни?.. Или об ограниченности человеческой способности адекватного отображения мира?.. — Вот-вот!!! — обрадовался Пух. — Именно! Об этом самом, ква-кватном кружении! Очень сложный вопрос. Но вы знаете, я, кажется, догадался, как оно там!.. — он почесал себя за ухом. — Вот когда чай пил, да. Очень, очень сложный ответ! Да. Спасибо еще раз! Заходите как-нибудь!.. Буду рад!..
Когда Винни-Пух ушел, Кант пошел на кухню, съел полное блюдце варенья, но все равно настроение у него не улучшилось, ночью он бредил и помер.


© "Сломанная головоломка"