Крепостная.(очень многа букав)

- Глашка! Глааашкааааа!!!, - Аксинья неслась со всех ног к реке, задрав юбку. Ее крепкие загорелые ноги блестели от росы.
- Ну чего орешь, оглашенная?!, - Глашка сидела на помостках, быстро орудуя скребком по холстине. – Тут я! Что случилось? Опять Петька каравай с кухни уволок?
- Не, - запыхавшаяся Аксинья расстегнула пуговки на сорочке и часто-часто дышала. – Новых девок Григорий привез, говорит, что нас из дворовых в горницы отправят, а этих, пока охолонятся, в дворовые, а я вот подумала, Василису-то куда денут? Она ж в горнице, почитай одна уже второй год, мне бабАня сказала. Так что собирай стирку и айда. Григорий велел тебя кликать, новеньких разместить надобно, да урок дать. А то ежели барин вернется, да увидит, что бездельничают – опять нам с тобой попадет!
- Не было печали, купила баба порося, - проворчала Глафира, скидывая мокрое белье в корзину. – Айда, заполошная, посмотрим, каки подарки нам Гришка привез.
- Они, говорит, городские, - Трещала Аксинья, пока шли до двора. – Барин на ярмарке из у одного заезжего купца на теленка выменял. Я-то их не видела, но Гришка говорит, что девки пригожие, не чета деревенским. Ой, Глашка, боюсь я что-то, а ну как Матрену взамуж, а нас с тобой в банные, а? Помнишь, какая была Матрена, пока в бани не попала? Ладная, налитая, кровь с молоком, титьки рубаху рвут, кто было пощупать хотел – полдвора пролетал от оплеухи. А щас? Из бань не выходит почти, с лица схуднула, тока и видать, как из женской бани в мужскую шасть! А мужики наши, почитай, кажный божий день моются. Как думаешь, что там в банях делается?
- да помолчи ты, трясогузка! Не так уж и плохо в банях, раз Матрена даже в кухню у бабАни не просится. И не отправят тебя в бани, пока шестнадцать годков не стукнет.
- Ой!, Аксинья схватилась за румяные щеки, - А мне ж через три седьмицы именины-то уже!!! Ой, боюсь я, Глашка, так боюсь!!! А Прохор на меня так зыркает, так зыркает, аж душа в пятки уходит. И все норовит за ворот залезть, жду, говорит, не дождуся, когда ты в бани придешь. Вместе, говорит, будем барина парить.
- А ты поменьше вокруг печника круги нарезай, да глазками играй. Думаешь, я не вижу? БабАня вон, тож давеча спрашивала, а чего Аксютка за дровами не в дровник ходит, а к Прохору, да носит по три полешка.
- А он их колет лучше, они без занозин получаются! А в поленницу как пойду – все руки издеру.
- Ладно, айда уже…Поленница ей невмочь! – Глафира весело рассмеялась.

На барском дворе меж тем царил полный переполох. Григорий – возница, стоял на козлах в телеге и кричал в усы на дворовых девок, которые, стрекоча, как сороки норовили залезть под дерюжку. Дерюжка шевелилась, повизгивала и шепталась.
- Любопытной Варваре нос оторвали! А ну пошли делами заниматься! Девок барин сам не видел и велел до него никому не показывать! Ишь сороки! А ну вон кнутом щас поперек зада приложу, мигом делом займетесь, ишь кобылы праздные! – А сам в усы себе улыбается. Девки Григория не шибко боялись, только смеялись да удирали со всех ног, сверкая голыми пятками.
Двор был большой и суматошный. Посередке стояла изба с красным крыльцом и большими слюдяными окнами. Ставни были белые с нарисованными зелеными чертенятами. Причем, Петька-конюх, также будучи дворовым маляром, пояснял всем, что это-де никакие не черти горячечные, а цветки береж-травы, она, мол, именно так и выглядит и дом защищает от нечисти. Петька порывался было разрисовать чертенятами и парадную дверь, да барин велел его высечь, неча, сказал, зеленый колер попусту кривыми руками переводить. Думали чертей замазать по весне, да что-то забыли, так они и остались, только бабАня – ключница, проходя мимо, украдкой крестилась, да сплевывала через левое плечо. Справа были бани. Барская, большая, и две поменьше, женская и мужская, для дворни. Из бань валил дым, печи топились. Суббота – банный день. Прохор-печник, высокий сухощавый мужик, басом раздавал команды двум пацанам, которые за алтын в неделю подрабатывали на дворе, подсобляя то печнику, то конюху, то еще кому надобно.
Вдоль забора плотно стояли постройки, кузня, дровница, сеновал, курятник, несколько хлевов для скотины, уборные, сараи и прочее… Двор был земляной, но чистый, хотели было камнем замостить, чтобы в распутицу не размывало, даже три телеги булыжников притащили. Да только бабАня воспротивилась, говорит, от камня у домашней птицы ноги паршивеют. Так барин только рукой махнул, велел дорожку от крыльца выложить, а остальные свалить в кучу у кузни. Так они там и лежали, дворня потихоньку растаскивала, подпереть что или придавить, чтобы не разметало… В общем, все как у людей. Да только вот жены да ребятишек у барина не было, зато девок дворовых полон дом, да во дворе до двух дюжин.

- Доброго утречка, Григорий, - зайдя во двор, громко крикнула Глафира, – Как ярмарка? Что привез, может, барин какие задания давал?
- И ты здравствуй, Глафира. Экая ты красавица стала, а всего-то неделю не виделись!
Барин обещали сегодня быть. Вон прислал всем девкам по платку, да еще двух на двор. Не велел показывать, сам, говорит, хочу посмотреть первым. Ведите, говорит, в бани да из бани в горницу, пусть в исподнем там сидят да меня дожидаются. А бабАня с утра как в церковь ушла, так еще и не вернулась. Мне ехать пора, а я тут кукую, когда клюшка старая обратно доползет.
- Эк ты быстрый! Да бабАня с утра нам уроков надавала, сказала после обедни только придет, а до обедни еще далеко. Давай я сама девками займусь. Да не бойся, никому не покажу, раз барин не велел. Ну-ка, иди, чего шепну, - Глашка подошла вплотную к козлам. – сам-то по дороге небось разглядел, а? Она весело улыбнулась.
- Тихо ты, Глашка! Вон Аксинья щас услышит, да расщебечет всем. – Григорий наклонился к Глашкиному уху – остановился я до ветру по дороге, девки запросились – как тут не глянуть. Барин строго наказал, чтобы от них ни на шаг, так они в кусты, а я за ними. Ну и разглядел… Одна-то тоща, как оглобля, а вторая ничего такая, мед самый. Косища толстая, так бы на руку и намотал, да…
- Тьху, охальник! Сплюнула Глафира. – Только слушай тебя, все ты про непотребства всякие!
- Какие непотребства, Глафира! А ну приходи вечером к сеновалу, я тебе покажу. Потом хвостом за мной ходить станешь да выпрашивать. – Григорий хохотнул, шлепнул Глафиру пониже спины и выпрямился. – забирай девок, поеду я.
Глафира махнула рукой Аксинье, мол, иди подсоби.

Банька была в самый раз. Глафира шугнула кузнецова подмастерья, что приладился в окошко смотреть, да велела девкам раздеваться.
- Аксютка, позови Матрену. Надо девок помыть хорошенько.
Аксинья вернулась через минуту, красная, как рак вареный:
- Глашк, а Матрена сказала, что не может. Занята, говорит, могу через час, а то и позже…
- Чего это она там не может? Пусть идет.
Аксинья опустила глаза и тихо прошептала:
- Глашка, а я в предбанник-то зашла, а там Никола стоит, без исподнего совсем, а Матрена перед ним на коленках и головой мотает. Че это она, а? Я глаза-то зажмурила и говорю ей, мол, Глашка зовет, новеньких мыть надоть. А она мне, иди отсюда, занята я. А я ей, а чего ты делаешь такое, что приказ барина исполнить не можешь. А Никола мне и говорит, мол, вот справим тебе именины, придешь сюда Матрену сменить, я тебе покажу, какая работа Матренина. А покамест иди, ты мне одетая всю малину портишь. Ну я и убежала…
- Ох ты горе луковое, ладно, сами справимся.
Новые девки уже разделись и сидели на полке, как две курицы на насесте. Одна была и впрямь худа, как трость, волосы рыжие, грудей почти нет совсем, а вторая точь-в-точь, Глафира – невысокая, плотная, кровь с молоком, грудь большая, косища толстая, глаза с поволокой. Лет по восемнадцати обеим.
- Как хоть звать-то вас? Я – Глафира, а это – Аксюта.
- Дашка
- Танька
- Ну давайте мыться, в ведре щелок, мочалки на печи.
- Глафира, а скажи, барин ваш не злой?, спросила Дашка, при свете лучины ее рыжие волосы отливали красным.
- Нет, не злой. А и был бы злой, нам, крепостным, все одно без разницы. Но правила у нас тут особенные.
- Какие правила?, - низким грудным голосом спросила Танька.
- А вот какие, выйдь, Аксинья! - Аксютка так и прыснула вон из дверей. – Так вот, девоньки. Купил наш барин вас не просто так. Дворовых девок у нас, почитай, две дюжины, еще дюжина в доме служит, да Матрена, банная девка. А мужиков всего четверо, не считая барина. Прохор-печник, Никола –кузнец, Григорий-возница, да Петька-конюх. Есть еще подмастерье кузнецов, да мы его пока за мужика не считаем, его до баб не допускают. Так вот, девки, да бабы все крепостные и незамужние, а мужики вольнонаемные. Работы не так и много, огород прополоть, скотине задать, двор подмести, в горницах прибраться, обед-ужин сготовить, да и делу край. Но следите за собой в оба глаза, ежели барин в доме, никто разговаривать не смеет, пока он не спросит чего. Даже на улице молчок! Ежели что нужно срочно, с бабАней-ключницей поговорить разрешается. Ежели утром тебе барин не сказал вечером к нему в горницу идти, тогда, радуйся, выспишься. Но, если кто из мужиков велит на сеновал или там в кузню идти – отказать права не имеешь. В баню не зовут мужскую, там Матрена всех обихаживает, а вот сюда им вход свободный. Но только в субботу.
Суббота у нас – праздный день, так барин повелел. После заутрени завтрак, потом барина в гости провожаем или еще куда и тогда уж коли хотите – работайте, коли нет – песни пойте, да семечки лузгайте, только чтобы сора не было. А после обеда барин возвращается, идет в баню, лучше и всем успеть. Барин-то баньку шибко уважает, по два часа кряду может там париться, потом обед и потом у нас собрание . Мужики всю неделю за вами смотрят, как да что, подмечают, где оплошали, где плохо услужили, да барину письмена подают. А барин вслух читает, да наказания назначает.
- А какие наказания? - девки испуганно смотрели на Глафиру
- Да какие, обычные… Розги или неделю без юбки ходить. Второе, я вам скажу, хуже. Мужики, они хоть на тебя право и так имеют, но всяко быстрее девку без исподнего на сеновал затащат. Кто-то бывает и с сеновала днями не выходит, только, почитай, в уборную. Но это если провинность большая, курица, например, подохла или каравай кислый получился. Но ежели уж такое наказание, так в следующую субботу точно розги. Две недели без юбок у нас никто не ходит.
Глафира посмотрела на девок. Обе испуганно замерли у полка,открыв рты.
- А зимой как же?
- Да так же, под тулупом только валенки. Все одно далеко ходить не нужно. Да привыкнете, у нас быстро привыкают. Никто никого не насильничает, мужики, говорят, ласковые все.
- А барин? Барин ласковый?
- Не знаю, строго-настрого запрещено про барина язык распускать. Только услышит кто, до субботы ждать не станут, юбку сдернут, да еще и на улицу отправят, пироги продавать.
- А ты? Ты без юбки ходила?
- Я – нет. Розги, конечно, получаю. Тут как ни крутись, барин отмечает, чтобы раз в месяц кажная порота была. Говорит, молитва душу очищает, а розги – голову. Меня иной раз сам порет. Он я ни с кем не бываю, даже с барином. Не велит меня трогать и сам не трогает. Говорит, что пока цветок свеж, пусть цветет.
- А Аксютка?
- Аксютка еще мала. Шестнадцати нет, а пока не исполнится, барин запрещает и трогать и даже пороть.. Вот как исполнится, в именины выпорет ее и в бани отправит. Матрена-то немолода уже, четвертый десяток разменяла. Научит Аксютку всем премудростям, да барин ее взамуж за кого-нибудь из поселения выдаст, вольную выпишет и приданого.
У нас тут старше 35 лет никто не задерживается. Строго все.
- А тебе сколько лет?
- Восемнадцатый пошел.
- А почему он тебя не трогает?
- А я у него в горнице пол мою.
- То есть как пол моешь?
- А так вот. Вечером увидите.

Оставив девок, Глашка вышла в предбанник. Аксютка со скуки корчила рожи в оконце подмастерью. Увидев голую Глашку, тот вытаращил глаза и замер с высунутым языком. Глашка швырнула в окно полотенце и парня, как ветром сдуло.
- Одевайся, Аксинья. Щас девок в горницу поведем.
Когда девки вышли, Глафира раздала им по длинной беленого льна рубахе. На Дашке она болталась, как на корове седло, а у Таньки грудь никак не хотела помещаться в лифе и то и дело задорно выскакивал наружу большой коричневый сосок.
- Глаша, мне рубаха большая
- А мне маленькая!
Глашка вздохнула:
- Да без разницы, какая на вас рубаха. Вам в них только до горницы дойти. Потом все одно без них останетесь.
Накинув девкам на головы платки, Глашка с Аксютой повели их в избу. В барских покоях стояла большая кровать, пара сундуков, стол, кресло, а рядом с кроватью большая чугунная клетка. Глашка велела девкам сесть на сундуки и ждать.
- Сидите тут пока барин не придет.
- Глаш, а что там за клетка стоит?
- Барин девок на ночь связывает и в клетку, они там ночуют, когда у барина на ночь остаются. А утром он их пользует и к заутрене отпускает, - С этими словами Глашка вышла из горницы. Откуда ей было знать, что она попала в точку?!

«Баааарин приехаааалииииии!!!!» - чей-то истошный визг застал Глашку врасплох, она сушила волосы у печи, расплетая длинную косу. «Что-то рановато сегодня». – подумала она, наспех закидывая волосы назад. Полагалось бы надеть косынку, да барин строго приказал, чтоб во дворе ходили босыми и простоволосыми. Глашка выбежала из избы, девки уже выстроились живым частоколом от калитки до крыльца. Глафира, перескакивая через ступеньку, встала на самой нижней и опустила голову.

Барину было около сорока пяти лет. Плотный, моложавый, с окладистой курчавой бородой, в которой только начинала поблескивать седина, он двигался не спеша, цокая подковками на сафьяновых сапогах. Девки поочередно целовали ему левую руку. Перед некоторыми он останавливался и кивал. Девка тут же разворачивалась, задирала юбку и барин звонко шлепал ее по розовой попке. Она ойкала, барин улыбался, поддавал еще разок и шел дальше.
До крыльца он дошел уже в очень благодушном настроении. Увидев Глашку, он поднял ее лицо за подбородок:
- Здравствуй, Глашенька!
- Здравствуйте, барин! Глашка так и не поднимала глаз.
- Ну-ка посмотри на меня! Девка подняла глаза:
- Ох и глаза у тебя, Глафира, ох и глаза… Да за такие глаза я бы с тобой ох чего сделал бы… - Барин вздохнул и продолжил:
- БабАня в церкви?
- Да, барин, сказала опосля обедни придет.
- Ясно. Гришка посылку-то доставил?
- Да барин, в горнице ждут.
- Молодец ты у меня. В общем, распорядись, чтобы баню приготовили, на стол собрали, а потом приходи ко мне – полы помоешь. А собрание опосля проведем, устал я что-то. Передохну.
- Слушаюсь, барин.- Глашка поклонилась. Барин провел рукой по волосам Глашки:
- Ступай, да прежде персик покажи.
Глашка развернулась задом и подобрала юбку.
- Эх, какой цветок. – Барин ласково провел рукой по глашкиным ягодицам и легонько подтолкнул ее:
- Все-все, ступай, потом придешь. – И барин поднялся на крыльцо.

Баню приготовили быстро, венички, квасок, все честь по чести. Глашка пошла звать барина в баньку. Раздевали барина горничные девки в большой комнате, которую барин называл иностранным словечком «гардеробная». Глафира два дня учила, как произносить. Постучалась в двери:
- Входи, Глашенька!
Барин был абсолютно гол, Вамилиса как раз доставала из сундука простыню.
- Баня готова, барин.
- Хорошо, пойдем, проводишь меня.
До бани Глашка шла, ощущая на своей заднице руку барина, ласково оглаживающую ее округлости:
- Налилась ты, Глашенька. Недолго ждать осталось.
- Да, барин.
- Катерина на месте? – Глашка кивнула.
- Хорошо, ну иди. Он снова легонько шлепнул ее по заду. Да скажи всем, чтобы в баню шли.

Барина мыла Катерина. Девка лет 25-ти, высоченная, почти как Никола, с крупным, но приятным лицом, крепким телом и сильными руками. На сеновал ее никто не таскал, так как поговаривали, что однажды ее позвал Прохор, да еле живой выполз, две недели отлеживался, ноги не ходили. Что уж там у них было, никто и не помнил, но больше к Катерине никто из мужиков не приставал. Но барин ее замуж не отдавал. «Руки,- говорит, - у нее волшебные, как намоет-напарит меня, так сразу лет десять с плеч долой, а уж кровь играет! Так бы всех девок и затискал сразу, да шишак всего один!» Любит барин баньку. Каждый день ходит!

Глашка сидела на скамейке у бань и болтала ногой. Из мужской бани слышались Матренины приглушенные вопли. В барской слышно было, как Катерина охаживает веником покряхтывающего барина. А в женской.. В женской слышался визг, смех и плескалась вода. Никола ловил девок в парной. Никогда не пропускает кузнец время помывки и всегда идет в женскую половину. Даром что толком не вымоется, еще и девок загоняет. Одну какую-нибудь до коликов в боку гоняет по бане, а потом там же на полке перед всеми пользует. Эко весело! Но девки не в обиде, каждая старается повеселее перед Николой пробежаться, потрясти чем бог одарил. Оно и понятно, если уж средь четверых мужиков выбирать, то Никола самый видный. Высокий, сильный, кузнец же! В плечах косая сажень, гвозди в подковы лошадям пальцами вгоняет! Никола ей немного нравился, он никогда с ней не разговаривал, никогда не приходил в баню, когда она была там и никогда не делал ей намеков, что, мол, когда барин цветочек сорвет, тут - то мы с тобой и повеселимся. Это ей говорили все, и Петька, и Прохор и Гришка, но не Никола. И подмастерье его Глашку слушался, по всему видать, кузнец наказал…

Наконец барин вышел из бани и сел рядом с Глашкой. В руке он держал ковш с квасом.
- Эх, хорошо, Глафира!!! Знатная банька! А это что это за визг такой?
- Это, барин, Никола к девкам в баню пошел. Помыться.
- Хе-хе, знаю я, как он тама моется. Да ладно, пусть. Мужик молодой, горячий, девок у нас много — пусть тешится. Пойдем, Глашенька, в трапезную, медку мне подашь.
В трапезной уже все дымит-парится на столе. Гусь печеный в яблоках, картошечка с укропом, щи скоромные, капустка квашеная, рыжики соленые да еще закусок полон стол.
Меду разного три графина и кисель из ревеня.
- Ну-ка, давай-ка мне вооон того, на клюковке настоянного.
Глашка взяла кувшин и начала наливать в стоящий на столе стакан. У стола барин велел ножки укоротить, чтобы девкам наклоняться ниже было. А сам мог их в это время за сосок потеребить или же по заду похлопать. Девки смущались, да краснели, а барин только хохотал. Все говорил-де, сиськи-то небось богом дадены, чего их скрывать. А то и велел рубахи снять, да так ему прислуживать.
- Ну-ка Глафира, сыми-ка рубаху-то. Посмотреть мне на тебя охота, у меня от тебя аппетит просыпается.
Глашка поставила кувшин и скинула с себя рубаху.
- Поди сюда.
Глашка подошла. Теперь ее груди, крупные, но по-девичьи упругие дерзко колыхались перед глазами барина. Барин взял ее за левую грудь и, легонько сжав сосок, потянул вниз. - -- Окуни-ка в стакан-то.
Глашка опустила сосок в стакан с медом. Барин потянулся и слизнул капли меда с ее кожи. У Глашки задрожали ноги и между ними стало тепло-тепло, на мысленно сказала спасибо, что на ней осталась юбка.
- Клюковка ты моя!, - барин легонько ущипнул ее за грудь. - Ну все, иди. Потом придешь в горницу. Так придешь. Рубаху не надевай.
- Хорошо, барин. - Глашка, схватив рубаху, пулей вылетела из трапезной.

- Глашка! Глааашка!!! - от дребезжащего голоса бабАни чесалось в ухе.
- Иду, бабАнь. - Глашка кубарем скатилась с лестницы, ведущей на чердак.
- Барин к себе пошел, тебя стребует.
- Иду, бабАнь!
Кто такая бабАня, никто из дворовых не знал. Маленькая, тучная со скрипучим старческим голосом, бабАня была одновременно в нескольких местах сразу, видела все, знала, чего и черти не знают и всегда помнила, кто и что должен был сделать. Поговаривали, что бабАня была кормилицей барина, но правда это или вымысел, никто подтвердить не мог. Глашка схватила кадушку с водой, закинула на плечо тряпицу и пошла в горницу. Рубаха-то! Спохватилась она, уже намереваясь постучать. Быстро скинув рубаху, она швырнула ее в темный угол и постучала три раза.
- заходи, Глафира. - зычный голос барина звучал без обычной ласки. Глашка поняла, что сейчас барин девок учить будет. Так было всегда, когда поступали новенькие.
Глашка зашла, поставила кадушку, остановилась на пороге и опустила глаза:
- Здравствуйте, барин. Вот пришла полы помыть, как Вы велели.
- Проходи, Глафира. Встань вон в уголке. Я вишь, оказалося, девок безголовых купил. Захожу, а они сидят на сундуке и болтают! Экие кобылы выросли, а толку нету. Скажи-ка, Глашенька, что им следовало сделать, когда барин пришел?
- Когда в горницу входит барин, всем девкам подобает скинуть с себя исподнее и встать, не поднимая головы. А как подойдет барин к ним, поцеловать руку.
- Слыхали?! Дурищи! А ну-ка быстро поснимали с себя рубахи!
Дашка с Танькой, всхлипывая, стянули с себя рубахи и замерли, закрывшись руками.
Барин покачал головой, сел в кресло и сказал:
- кто из вас под мужиком была?
- Обе, барин, были. - Танька оказалась посмелее подруги.
- Ну дак а чего, как девицы на выданье стоите, прелести свои закрываете? Не видел чтоли их кто? Тебя как звать?
- Танька, барин.
- Подойди ко мне, Танька. Встань тут, да руки в стороны.
Танька засеменила к барину и встала перед ним, раскинув руки. Барин поглядел-поглядел, развернул ее спиной, потрогал ягодицы, просунул руку между ног:
- ну — нагнись! , Танька нагнулась, уперевшись руками в колени. Барин пошуровал у нее меж ног, что-то там поразглядывал. Глашка не видела за массивными Танькиными бедрами. Танька зажмурила глаза, покраснела и дернулась.
- Хорошая девка, тут и почище моего вставить можно. - удовлетворенно сказал барин, - сядь тут. Он показал пальцем на пол рядом с креслом. Танька бухнулась на колени и замерла, красная, как рак.
- А тебя как звать?
- Дашка, барин.
- Видала, что делать надо? Иди сюда.
С Дашкой барин проделал то же самое. Только Дашка не покраснела, а взвизгнула и зажала рот рукой.
- Худа ты больно. Пользовать тебя не стану, боюсь костями порезаться. Это вон Петька у нас любитель, сам сухостой и стручок встает на тощих. Мужиков сколько тебя пользовали?
- Трое, барин.
- Как пользовали? Часто ли? Понесла ли от кого?
- По-разному пользовали, барин. Двое-то по-женски, да в рот, а один сказал «В Турции так мальчиков пользуют, я так привык» Ну и как мальчика меня. Уж я плакала, плакала...А детишков нет, барин. И не было.
- Неча, не убыло с тебя. Подумаешь, дыркой ошибся, всяко бывает. Я так девок тоже пользую и мужикам велю, чтобы девки не понесли. Ежели какая от дворового мужика понесет, я ее замуж за нее выдам и выгоню обоих к чертовой матери. Да столько девок, а мужиков всего четверо, ежели все понесут,как их с прижитыми потом взамуж отдавать, кто возьмет? Вот и приходится в другое место семя сеть, чтобы всходов не было. Сначала, конечно, ревут да бьются, а потом привыкают. Многие вон даже по-женски отказывать начинают. Первое-то время у бабАни примочки берут, но через пару дней как новенькие. А ты, Танька, по-мужски пробовала?
- Нет, барин, - пискнула Танька
- Ну ничего, сегодня и попробуешь. Посмотрел я, по-женски ты широкая, а вот попка-то маленькая. Ежели болеть сильно будет, пойдешь к бабАне, скажешь, что только открыл тебя. Она посмотрит и даст, что нужно. Ну-ка девки, разденьте меня! Глашка, чего сидишь? За работу принимайся.
Глашка вышла из своего угла, повернулась к барину задом, задрала юбку, заткнула ее за пояс и, расставив ноги, начала привычно возить тряпкой по полу.
- Эх, хорошо! Крякнул барин, - ну-кось, рыжая, покажи, как тебя твой мужик в рот пользовал?! Да поласковее, вас у меня три дюжины, а шишак один. И зубы убирай. Вооот, вот так давай.А ты, Танька, повернись, я пока тебя пальцем разомну, сразу-то не войдет, надо растянуть немного. Давай, Глашка, сильнее пол-то натирай! Авось сутки не мытый! Вот так хорошо!
Глашка по заведенному порядку, не поворачивалась лицом к барину, возила тряпкой из стороны в сторону, стараясь не думать, что происходит сзади. Сзади слышно было, как чмокает Дашка, как поскуливает Танька и частое дыхание барина. Барин каждый день звал ее мыть полы. От вида расставленных ног Глашки и того, что она ему показывала, барин распалялся не на шутку. Иной раз двух девок ему было мало и он велел послать за кем-то еще, но всегда перед тем, как взять какую-то из девок, Глашку он прогонял. Незачем, мол, тебе тут оставаться, вдруг не удержусь. Глашка и не горела желанием остаться, хотя ей было очень любопытно, почему девки у барина только утром уходят, да потом два дня никого из них не видать. Мужики вон, какую девку на сеновал заведут, Глашка и полгорсти семечек склевать не успевает, а девка уж выходит. А тут...Задумалась Глашка, да и шлепнула тряпкой об пол так, что холодная вода на барина попала. Испугалась Глашка, присела на пол и повернулась к барину.
- Глашка, мать твою итить! Кобыла безрукая! Весь настрой мне спортила! - барин отпихнул девок, встал, подошел к Глашке и сильно намотал косищу на кулак, - Ты куда смотришь, дура полоротая. О чем задумалась?! О барине думать должно, как ему удовольствие доставить! Выпорю! Самолично! А пока будешь сидеть здесь. Хватит, намучала ты меня, после розог тебя бабой делать буду. Танька, хватит скулить, вытащи за дверь бадью.
Он подтащил Глашку к кровати и пинком загнал в чугунную клетку.
- Сиди молча!
Глашка от испуга и слова бы не могла вымолвить. Она скорчилась в клетке и притихла.
Барин вернулся к креслу:
- Продолжай, - велел он Дашке, грубо ткнув ей в лицо членом. Дашка тут же принялась за дело. Танька меж тем вынесла кадку с водой и вернулась на место.
- Хватит! - приказал барин, отпихнул Дашку и встал. - Ложись животом на сундук, - сказал он Таньке и когда она послушно легла, велел:
- Раздвинь задницу руками., Танька послушалась, закрыв глаза. Барин примерился, плюнул на член и навалился на Таньку
- ААААА!!! Больноооо!, - Завопила, как резаная Танька, Дашка, испугавшись такого вопля, бросилась под стол.
- А ну молчать! Потерпишь, ничего не случится с тобой, - прорычал барин, продолжая вдавливать Таньку в сундук.
- Иииииии...тоненько закулила Танька и Глашка увидела, как слезы брызнули из танькиных глаз.
Барин не останавливался, он задвигался взад-впередвсе быстрее и резче, Танька снова принялась вопить. Но барин уже не обращая внимания на Танькины вопли, схватил ее за волосы и вдавил щекой в сундук. Танька дрожала всем телом,и выла. Дашка тихо плакала под столом, а Глафира не могла оторвать взгляд от лица барина. Он закрыл глаза, потом резко их открыл, его лицо покраснело, рот раскрылся, Глашке даже показалось, что барина сейчас хватит удар. Но, тут барин зарычал, дернул Таньку за волосы и с такой силой вошел в нее, что неподъемный сундук сдвинулся с места. А его четверо мужиков волоком в горницу затаскивали. Танька вскрикнула и обмякла, Барин отпустил волосы, вытащил член и повалился в кресло. Вытер пот со лба и устало сказал:
- Уходите обе. Ты во двор, собрание проводить стану. А ты к бабАне. Да скажи ей, чтобы палку тебе дала. Она знает.
Дашка вылезла из-под стола и помогла Таньке встать. Та еле держалась на ногах. Девки вышли.
- Дура ты, Глашка. Разве ж я хотел так насильничать? Это ты виновата. Мухи в руках. Такой кураж мне испортила. Но, раз я сказал, значит, сделаю. Как бы мне ни хотелось тебя наказывать, да заслужила. А потом после вечерни ко мне придешь.
Барин встал, открыл клетку и выволок Глашку.
- Иди на двор. И можешь не одеваться. Тебя первой пороть стану.
Глашка, опустив голову и едва сдерживая слезы, вышла на двор.
- Ну что, Глашка. Пришло и твое время?, - весело заржал Петька. - как закончит с тобой барин, подмоешься и в конюшню иди.
Глашка молча встала среди девок. Девки шептались и показывали на нее пальцем. Аксинья протиснулась к ней и встала рядом:
- Ну чего сплетницы разгалделись? Сами-тот небось и без юбок ходили, да не по разу!, - прикрикнула она на дворовых.
Девки обиженно замолчали и отвернулись.

Через несколько минут, барин вышел на крыльцо и сел на табурет:
- Ну что, давайте начнем собрание. Гришка, подготовь записки ваши, а пока я сам начну. Глашка, подойди.
Глашка вышла из толпы и подошла к крыльцу.
- Знаешь ли ты, какая вина на тебе?
- Знаю, барин.
- Знаешь ли ты, какое наказание тебе за это грозит?
- Знаю, барин
- Ложись на лавку.
Посреди двора стояла тяжелая дубовая скамья. Глашка подошла к скамье, сняла юбку и легла животом на скамью. Петька принес с конюшни веревки и привязал Глашку к скамье, да так крепко — не дернешься. Походу, конечно же облапал всю.
Барин сек ее сильно, так сильно ее еще никогда не секли. Она кричала, плакала, теряла сознание и стукалась лбом о скамью. Ягодицы горели огнем и у нее было ощущение, что на них нет живого места. Наконец, ее отвязали. Кто-то взял ее на руки и понес в избу.
- Уже все, Глаша. Уже все закончилось, - Никола, поняла она. Он принес ее в кухню, бабАня молча показала ему на лавку и он очень аккуратно положил ее. Я потом зайду, - прошептал Никола и вышел прочь.
- Допрыгалась?— беззлобно сказала бабАня., - давно надо было тебя мужикам давать, засиделась ты в девках, вот руки и не слушаются, как мужика охота. Да не зыркай глазами-то. Сама девкой была, поди знаю!
БабАня подошла к ней и положила ей на ягодицы тряпицу, смоченную в чем-то прохладном.
- подорожниковый настой. Боль снимет и заживать будет, как на собаке. Лежи пока, до вечерни еще далеко. Ночь у тебя будет тяжелая., - с этими словами бабАня вышла из кухни.
Глашка слышала, как орут девки, которых тоже секли сегодня за провинности, как заревела Василиса, опрокинувшая намедни жбан с холодным молоком, когда с нее снимали юбку, но боли Глашка уже не чувствовала, даже наоборот, какая-то легкая эйфория овладела всем телом и вдруг стало так хорошо, что она даже улыбнулась и закрыла глаза. Чей-то тихий плач заставил ее открыть глаза. Напротив на такой же лавке животом вниз лежала Танька и тихонечко ревела. Между ягодиц у нее торчал кустик какой-то травы, завернутый в чистую тряпицу.
- Больно?, - спросила Глашка.
- Ужасно, прошептала Танька. Как будто мне раскаленную кочергу засунули и провернули. БабАня, правда, сказала, что барин хоть и сильно, но аккуратно сделал, за два дня пройдет. Но мне очень больно и очень стыыыыдно., - Танька зарыдала еще жалостнее.
- Пройдет, - сказала Глашка., - у всех проходит, барин правду сказал, и бабАня поможет. Она знахарка, все травы знает. А про какую палку говорил барин?
Танька пошуровала за скамьей и достала березовую палку, обточенную и гладкую, с закругленными концами с обеих сторон. Один конец был толще, а другой тоньше.
- Что это?,- Глашка в жизни ничего подобного не видела.
- Это и есть палка. БабАня велела, как все заживет, этой палкой саму себ растягивать, чтобы барин опять не порвал. Сначала тонким концом, а когда будет свободно входить — начинать толстым. Говорит, что если каждый день упражняться, за месяц можно привыкнуть. И мазью его смазывать, чтобы легче засовывать было. Если, говорит, сама не можешь, иди к Григорию, он в этих делах мастак, почти всех девок растянул уже. А мне стыыыдно., - и Танька опять залилась слезами.
Глафира лежала, а мысли ее все возвращались к той сцене, которую она видела в горнице. Лицо барина, рыдания Таньки. И почему-то вдруг она осознала, что наблюдает эту сцену со стороны, только видит не барина и Таньку, а себя и Николу.Она видела его руки, схватившие ее за волосы, его бедра, вбивающие ее в окованные сундук, свои слезы и крики и вдруг почувствовала, как что-то мокрое стекает у нее между ног. Она пошевелила бедрами, ягодицы стрельнули болью и снова в голове возникла картинка. Вот она стоит, наклонившись и уперевшись руками в колени.А Никола, смотрит на нее сзади и трогает ее рукой, гладит, потягивает. Вот она становится на колени и целует руку Николы. Вот он наматывает косу на руку и тащит ее к сундуку. Вот он догоняет ее в парной, хватает ручищей между ног, приподымает и валит на полок (она наблюдала эту картину через стекло в бане). Она, смеясь, отбивается, но Никола одной рукой придавливает к полку, а второй разводит ноги и....И тут Глафиру накрыла волна такого блаженства, которого она никогда не испытывала. Ее тело задергалось, глаза закатились, из губ вырвался стон, а в голове что-то вспыхнуло ярко-ярко!
- Глаааааш, Глаш!, Танька звала ее, но Глашка не сразу это сообразила, - Глашааа. Что с тобой? Тебе плохо? БабАню позвать?
- Нет, Тань, все хорошо, просто неудобно пошевелилась, больно.
Глашке стало стыдно за свои мысли. Когда она раздевалась перед барином, она чувствовала себя просто ярмарочной куклой, которую дергает за ниточки человек. Она крепостная девка, она принадлежит барину от макушки и до пят. А значит, барин может пользоваться своей собственностью тогда, когда вздумается. Она не воспринимала это, как стыд. А вот за мысли о Николе ей стало очень стыдно. Никола вольный человек, к его услугам все дворовые девки, негоже ей мечтать о нем. Он будет ее брать, также как и других, когда барин сделает ее женщиной. А может и нет, может ему нужны более опытные девки, зачем ему связываться с неумехой. Тогда ей придется смотреть, как он берет других у нее на глазах. От этой мысли у Глашки почему-то навернулись слезы и она постаралсь отогнать ее прочь.
- Ну, чего разлеглись?, -бабАня, звеня связкой ключей, зашла в кухню., - вставайте и марш молиться, уже вечерню звонят.
Глашка встала, морщась от жжения на коже и посмотрела назад. Ее попка напоминала сплошной кровоподтек, но крови не было, значит сек ее барин аккуратно, без оттяжки. Она видела, какие рубцы остаются от розог, рассекающих кожу. Девки неделю сидеть не могли после такого. Она одела чистую рубаху и пошла к себе. Молитва очищает душу, думала Глашка, привычно читая «отче наш». А в голове все сидело это странное ощущение невероятного восторга, которое она испытала там, в кухне.
После ужина, к ней зашла бабАня.
- Собирайся, барин тебя ждет.
Глашка пригладила волосы и пошла к барину. Постучалась в дверь.
- Заходи.
Барин сидел в кресле, на нем были только домашние порты. Глашка подошла к нему, поклонилась и поцеловала руку.
- Раздевайся.
Она привычно скинула рубаху и встала перед ним, опустив руки.
- Повернись и нагнись вперед. - Глашка это уже видела сегодня. Она повернулась и встала в ту же позу, что и Танька и Дашка до нее. Барин помолчал, хмыкнул и сказал:
- Раздвинь ноги и упрись руками в пол., - Глашка согнулась пополам, расставила ноги и уперлась ладонями в пол. Барин развел руками ее срамные губы и засунул палец внутрь. - Ну что же, Глафира. Пора.
Глашка не успела и глазом моргнуть, как резкая боль пронзила ее между ног, она вскрикнула, но боль тут же отступила. Теперь Глашка ощущала, как что-то большое медленно заполняет ее изнутри, растягивая, раздвигая. Это было приятное ощущение и она хотела бы, чтобы оно не заканчивалось. Барин вошел в нее полностью
- Да, долго ты в девках проходила. Надо было тебя раньше распечатать, да жалко было, мужики ж тебя за полгода на сеновалах истаскают. Все на тебя слюни пускают. Не хотел, чтобы так, уж больно красивая ты девка. Но вижу, задержался я. Готова ты к мужскому члену. Не ожидал. Знаешь, я хотел, чтобы ты кричала, дергалась, рыдала, как там, под розгами, мне это нравится гораздо больше, чем твое молчание и мокрая готовая дырка. Танька доставила мне гораздо больше приятных минут.
Барин двигался в ней, входя и выходя на всю длину своего немаленького члена. И говорил ей, что теперь она будет обычной дворовой давалкой. Что все мужики сейчас с нее слазить не будут. И что в следующий раз, когда он позовет ее, она не будет даже раздеваться, он просто будет пользовать ее в рот также, как сейчас, на всю длину. Он говорил и говорил, увеличивая ритм движений, он держал ее за бедра, чтобы она не упала и буквально насаживал на себя все быстрее и быстрее. А Глашка вдруг открыла глаза и увидела между своих ног не барина, а Николу.Она застонала и, инстинктивно, начала двигаться навстречу, теперь уже она сама насаживалась на член, чувствуя подступление того невыносимого удовольствия. Наконец оно накрыло ее с головой и Глашка закричала, содрогаясь в руках мужчины. А он все двигался в ней, продлевая ее маленькую смерть. Она упала бы, если бы он ее не держал. Вдруг он вышел из нее,вцепился в горящие бедра девушки руками, зарычал и на ее ягодицы, бедра, грудь и лицо, полилось что-то теплое и липкое. Барин оттолкнул ее и она упала. Он сел в кресло.
- Поди вымойся. И позови ко мне рыжую.
Глашка встала, подобрала свою рубаху и скользнула за дверь. Она пробежала через двор в баню, зачерпнула из бочки теплой воды и вдруг зарыдала. Только сейчас почувствовала, что такое быть крепостной девкой. Общей девкой. Принадлежащей в данный момент тому, кто первый заявил о своем желании. Она сидела на полке и слезы градом катились из глаз. Руки тряслись, ее била дрожь, она никак не могла взять себя в руки. Она не слышала, как хлопнула дверь. Чьи-то руки забрали у нее ковш, и стали поливать ее теплой водой. А она все никак не могла успокоиться.
- Тише, тише, уже все закончилось, - Никола возвышался над ней и тонкой струйкой лил на нее воду, смывая боль, стыд и слезы.
- Никола...
- Я все знаю, мне бабАня рассказала и велела искать тебя в бане.

- Никола, я представляла что это ты, - тихо прошептала Глашка, все еще давясь слезами, - я представляла, что стою перед тобой на коленях, что целую руку тебе, что ты делаешь из меня женщину.
- Это и был я, Глаша. Если ты видела меня, значит, это был я.
- Никола, это было так стыдно, стоять перед ним, перед тобой так... я не могу сказать, как, это было очень стыдно. Но я... Но мне это нравилось, понимаешь? Я сгорала от стыда и радовалась, что ты видишь меня такой. А потом...потом что-то произошло и я умерла. Я не знаю как, но я на секундочку умерла, а потом родилась снова. Что это было, Никола?
- Это была смерть, единственная сладкая смерть доступная живым, чтобы жить дальше. Послушай меня, Глаша. Я не мог ничего сделать, чтобы не дать ему так с тобой поступить. Я был ему должен. Я сегодня отдал долг и могу уйти, но он не отдаст тебя мне за деньги. Я хочу, чтобы ты была со мной. Я хочу, чтобы ты стояла передо мной на коленях и целовала мне руки. Я хочу, чтобы ты была моей единственной крепостной девкой, моей собственностью. Он больше не позовет тебя в ближайшее время, а ты говори всем, что я уже звал тебя на кузню. Поняла?
- Да. А что мы будем делать, Никола?
Вместо слов, Никола поднял ее, развернул к себе лицом, уложил на полок и раздвинул ей ноги:
- Мы будем делать ребенка, Глаша. И начнем прямо сейчас

насколько помню из детства, - это Алексей Толстой?)))

О как неожиданно...)))) Загордиться чтоль?
Нет, это не совсем Толстой. Это я))))

АБАЛДЕТЬ!!! У меня ведь тоже мысль возникла, что это классика!
Супер!!!
А у Вас, случайно, своего блога нету? Я бы почитала с удовольствием

у Толстого попроще было у Льва,кстати

ой, спасибо, не ожидала, честно..

Та есть парочка, только забросила их давно. Ну и они у меня не такого стиля, что подобное публиковать))))

Не знаю какой там стиль, но этот мне уж очень понравился
А ссылочку не скинете? Мне и то интересно почитать. Я разное люблю

Я что-то такое вспоминаю, вроде лет 20 назад была какая-то самиздатовская эротическая книжка, даже говорили, что Толстой, но достоверной информации не было))) Кто его знает, Толстой это был или нет)

Разное тут будет не совсем в тему)))) ой, в Тему)

Хороший рассказ! Нормальный такой барин!))) Хозяйственный и заботливый! И девок замуж пристраивает!
И конец, как я люблю, хороший!)))

Практически по просьбам))) С Хэппи-эндом)))

Большое человеческое спасибо! И у Вас - прекрасный стиль!
При чем, в разных рассказах! И вообще, мы - не извращенцы, мы - таланты!!!