MaleDom

Авторhorse

Произвольная цитата

Я говорю ей на иврите.

почему иврит ,а не китайский.тоже никто не запомнит

Авторsturdy

Вопрос:кто это писал?

АвторTracy01

прислуга, я уже читала на форуме Ваши произведения, мне, если честно, не очень нравилось. Но этот рассказ - потрясающий, я под впечатлением.

Авторприслуга

После того, как за мной захлопнулась дверь в квартиру В., я очертя голову понеслась по лестничным пролётам, не разбирая ступеней – на улицу. Выбежав из двора, я села в первый попавшийся автобус, чтобы только поскорее почувствовать себя в безопасности. Хотя по-настоящему расслабилась я только дома на следующее утро.
Прошла неделя или чуть больше. И вот, мой мобильник воспроизвёл именно ту мелодию. Я решила ответить, чтобы не терзать себя, ибо не дозвонившись, этот человек обязательно перезвонит. В. Разговаривал очень приветливо. Я бы даже сказала, как ни в чём не бывало. Мы поболтали на отвлечённые темы, и он опять предложил встретиться. Мне стоило бы отказаться, но я почему-то согласилась. Из-за некой «запретности», что ли…
И вот, передо мной снова В., улыбающийся и довольный. Всё, как всегда. За моей спиной щёлкнул замок, я сняла плащ. Но, как только я прошла в комнату, вся его приветливость куда-то испарилась. В его глазах появился холодный, стальной отблеск, некая жесткость. Он как-то долго задержал свой взгляд на моём лице, и в его выражении было нечто многозначительное. По моей спине пробежал неприятный холодок.
– У тебя и сегодня ремни с собой? – захихикал В.
Я улыбнулась. У меня с собой были скорее средства самозащиты. Он встал, неотвратимо подошёл ко мне и бесцеремонно присосался к моему рту, укусив напоследок мою нижнюю губу. На языке появился сладковатый привкус крови, заставивший меня поморщиться. Этот жест меня ошеломил, хотя я и была готова к возможным проявлениям жестокости с его стороны – я на несколько мгновений потеряла контроль над сознанием: всё как будто происходило во сне. Он схватил меня за волосы, да так резко и крепко, что я завопила, схватив обеими руками его лапищи. Он приблизил своё искривлённое гримасой ярости лицо к моему и поволок меня в ту самую комнату, где разворачивались события недельной давности.
– Раздевайся, негодница, – произнёс он тихо, вкрадчиво, но твёрдо. Я решила повиноваться. Он с противной ухмылкой наблюдал за моими движениями, как хищник за своей добычей. Увидев, что я замешкалась, сомневаясь, снимать ли мне и бельё, он рявкнул:
– Ну, живее!
И резким движением нетерпения он сдёрнул с меня трусы. Тут же он весьма ощутимо шлёпнул меня по ягодице. Пледа мне предложено не было. Толкнув меня на ледяной дощатый пол, мгновенно он оказался на мне. Признаться, я не ожидала от него такой прыти. Он набросил мне на шею петлю. Свободный конец верёвки он привязал к той самой батарее. Для движения мне осталось совсем немного свободы, почти каждая попытка разместиться поудобнее, не говоря уже о том, чтобы высвободиться, приводила к тому, что петля предательски сжимала горло, лишая воздуха. Руки он не стал привязывать к трубе, но связал их за «верёвкой жизни» так, что мне не хватало самой малости, чтобы избавиться от удавки. На весу руки мгновенно затекли – всё равно мне оставалось только ухватиться за батарею. Эта кажущаяся свобода была лишь злой шуткой. Связывал меня он с таким хладнокровным видом, как будто копался в своих бумагах.
– Ну… вот и славно, – сказал он, сделав последний узелок на моих запястьях. Потом он посмотрел на меня, деловито выдохнув, и фамильярно потрепал меня по щеке. И тут же он отвесил мне пощёчину, да такую, что правая щека запылала. Было очень неприятно ещё и потому, что верёвка тёрла кожу на шее, помимо того, что душила. Небольшая пауза, чтобы я могла почувствовать проступающую боль, и снова – удар по второй. Он сделал несколько таких «подходов», пока на моих глазах не проступили слёзы. Бил наотмашь, «от души».
Удовлетворившись достигнутым эффектом, он вскочил и переместился к моим ногам. Разведя мои колени, он вперился в то, что ему открылось. В принципе, я могла и не подчинятся ему, ведь мои ноги не были связаны, но мне по необъяснимой причине захотелось позволять ему всё… или почти всё. Затем он положил жаркую ладонь на мой живот, а другой рукой сначала подгадил промежность, а потом пальцем проник в меня. Смазки практически не было, а палец он не смочил слюной, так что я испытала вполне конкретные болевые ощущения. А он всё исследовал меня изнутри, шарил, ковырял… Мне оставалось только стонать. В его намерения явно не входило доставлять удовольствие мне. Я бы даже сказала, ему хотелось именно причинить мне боль. Я начала вертеться, пытаясь освободиться от его навязчивого пальца: ещё немного, и мне показалось, он протрёт во мне дыру. Он всё-таки вынул свой «инструмент» и стал сначала целовать мои нижние губы. Раздвигая их пальцами, добрался языком до клитора. Я всё время ждала от него какого-нибудь подвоха. А теперь он кружил кончиком языка вокруг входа во влагалище… Он то ласкал рукой, то припадал ртом. В течение некоторого времени вот такими нехитрыми манипуляциями ему всё-таки удалось меня возбудить.
Почувствовав, что я увлажнилась, он стал с угрожающим видом расстёгивать ремень. Вынул его из шлёвок он с каким-то многозначительным видом, из чего я поняла, что позже он и его пустит в ход. Сняв штаны и трусы, он выставил передо мной свой эрегированный член весьма внушительных размеров. Приблизившись ко мне, сделал попытку проникнуть в меня – тело даже подсознательно отказывалось принимать его, но это животное настаивало. С неистовым напором, сделав несколько толчков, раздирая меня на части, ему всё-таки удалось внедриться во влагалище, выдавив из меня дикие вопли боли и отчаяния. Я начала задыхаться: шнур душил, дыхание перехватывало от спазмов, этот зверь давил меня своей массой. У меня начала кружиться голова, я уже плохо соображала, на каком я свете… А он, пыхтя, рыча, изрыгая невнятное бормотание, всё елозил на мне, причиняя всё большую боль. Он получал наслаждение от того, что вытягивает из меня дух, а я молилась, чтобы это поскорее закончилось. Я бы хотела потерять сознание, отключиться, чтобы не видеть и не чувствовать всего этого. Вдруг он резко выдернул из меня своё орудие, на котором была моя кровь, чем доставил мне ещё один приступ страдания. Помогая себе рукой, он «плюнул» мне в лицо порцией спермы. Она растеклась по моим губам, и он жадно слизал её, втолкнув большую её часть мне в рот. Мне было невыносимо брезгливо её глотать, поэтому я, собрав последние силы, выплюнула солоноватую жидкость. За этот поступок меня наградили увесистой оплеухой, причём щёку сильно поцарапала моя же серьга.
До чего же мне был отвратителен этот мужлан с поникшим пенисом, обрюзгшей фигурой, который нагло расхаживал по комнате. В моём затуманенном сознании он воспринимался сатиром, никак не меньше. Он уселся в кресло напротив меня, небрежно развалившись. Он закурил, и до меня донёсся отвратительный, вонючий дым, который разъедал глотку. Мне и так не хватало воздуха, а сил на кашель просто не было – я начала хрипеть, не имея возможности бороться за кислород. В. как будто предоставлял и себе, и мне несколько минут отдыха, однако для меня это было новой пыткой – чем-то вроде газовой камеры. Хотя мы с ним не разговаривали, мы были далеки от того, чтобы хранить молчание: между нами постоянно шёл обмен «энергетикой». Его взгляд внушал мне страх, трепет и отвращение, которые я была не в состоянии скрывать и которые наверняка читались в моих глазах. И тут он порвал гудящую мыслями тишину:
– А сейчас, дорогая, я почитаю тебе стихи, – сказал он спокойным, безразличным тоном, как будто мы сидели за кофе и мило беседовали.
И он, как ни в чём не бывало стал декларировать какие-то строки, вслушиваться в которые у меня не было ни желания, ни сил. Слова скакали по отдельности в моём восприятии и тут же разбегались, так и не сложившись в образ. Передо мной сидел самый настоящий садист. Дым разъел глаза и по щекам текли колючие слёзы, хотя я уже плакала не только из-за дыма. Увидев мой отсутствующий вид, он рявкнул: «Ах ты, мерзавка!», и, взяв тот самый ремень, стал поглаживать меня им по животу. Меня забило мелкой дрожью, я зажмурилась. Тогда он схватил меня и быстро перевернул на живот. В таком положении мне оставалось только повиснуть шеей на верёвке, которая уже обжигала кожу своими грубыми «прикосновениями»: она стёрла всё в кровь. Ещё раз «пройдясь» кожаным языком по всей длине спины, он сильно ударил меня по ягодицам. Следующий удар пришёлся на область лопаток, следующий – на поясницу, следующим он огладил мои бока. Последовала пауза, и все места, где побывал ремень, запылали жгучей болью. И тут, брякнув металлическим язычком, на мою спину опустилась тяжёлая пряжка. Потом ещё и ещё. Он бил лихорадочно, с остервенением. От каждой новой атаки у меня глаза лезли на лоб, я уже просто захлёбывалась в своём крике, хрипе и отчаянии. Хотя последнее довольно быстро отступило: когда я уже перестала чувствовать удары и моё тело превратилось в сплошную горящую ссадину, меня охватила апатия и безразличие. Себялюбие, конечно, сопротивлялось, но бессилие бороться одержало верх.
Мне показалось, что на несколько мгновений я и впрямь потеряла связь с этим миром. Я не помню того момента, когда он прекратил меня хлестать. Я очнулась и увидела облупившийся потолок: он перевернул меня и ослабил петлю: голова моя просто лежала на полу. Здесь же я почувствовала движение по направлению к себе. Стоило мне открыть глаза, как он снова затянул петлю чуть ли не ещё туже, чем было. Ад не закончился. Сколько он продлиться, я боялась предположить, но каждая минута тянулась вечно.
Я увидела, как из шкафа он достал длинную стеариновую свечу, взял со стола зажигалку, поджёг фитиль. Он поднёс пламя прямо к моему лицу, заставляя ценой удушья отстраняться от него. Он стал подносить огонь к разным участкам моего тела так, чтобы я постоянно была в движении: я извивалась на полу, как змея, мне приходилось приподниматься, даже перекатываться из стороны в сторону. Наказанием за нерасторопность и малейшую неловкость служил ожог на бедре или плече – где угодно. Но на кожу неизбежно попадали капельки стеарина. Потом он дал мне передышку на пару минут, но это время нужно было ему лишь для того, чтобы дождаться, когда вокруг фитиля образуется лужица растопленного воска. Он занёс свечу над моей грудью и не колеблясь вылил всё на меня. Я была близка к тому, чтобы потерять сознание ещё раз. Болевой шок привёл меня в непроизвольное движение: я не знала, куда деться от нарастающего жжения. А он посмеивался, наблюдая за моим «танцем» на полу. Он задул огонь и по-хозяйски воткнул горячую свечу во влагалище. Новый приступ боли, прокалывающий внутренности, наоборот, заставил меня оцепенеть. Моё тело свело судорогой, оно онемело, перед глазами заплясали круги…
Он перерезал верёвку одним движением, так что вдобавок ко всему, я ещё ударилась затылком о пол; развязал руки. Он измучил меня настолько, что даже вновь обретённая свобода не обрадовала меня. В смутном забытьи я ещё бог знает сколько валялась на полу, не соображая, что делать. А он куда-то испарился. Я осталась наедине со своим истерзанным телом и осквернённым духом. Я не могла расслабиться: мне причиняли боль и раны, и утомлённые напряжением мышцы. Первое, что я сделала, чуть собравшись с силами, так это выдернула из себя свечу, отшвырнув её подальше от себя. Потом я ещё долго пласталась на полу, зрея к новому «броску». Вдруг, мне в голову пришла мысль, что он может вернуться. Думать, что он ушёл, именно давая мне возможность покинуть его логово – было слишком опрометчиво. А между тем, я уже минут сорок приходила в себя. Превозмогая боль, я поднялась. Моё тело походило на сплошную рану: ссадины, синяки, ожоги, царапины, кровоподтеки… Внутри болело всё: он оставил там немало травм. К тому же раскалывалась голова. «Не своими» руками я кое-как оделась и метнулась к выходу. Дверь была не заперта.

– Пока! – прозвучало за спиной. Это адресованное мне слово чуть не парализовало меня: значит, всё это время он был тут, рядом со мной. И я, обезумев от ужаса, вылетела на лестничную клетку.