О, как ты, связанный, красив!
Нагой, с покорностью во взоре…
Мой юный пленник, сабмиссив,
Глаза – бездонные, как море…

На белоснежной простыне
Застывший в предвкушенье боли,
Ты пробуждаешь страсть во мне,
Какой не знала я дотоле…

Ласкать тебя и истязать –
Внимая сладострастным стонам…
Огонь твоей любви познать
Устами и горячим лоном…

Длить бесконечно эту ночь,
В каком-то страстном исступленье,
Уже не в силах превозмочь
Священной боли наслажденья…

Она носила чёрное кружевное бельё, красные чулки в сеточку, высокие каблуки и никогда не выходила из дома без фиолетовой плётки.
Он был спивающимся интеллигентом, носил трёхдневную щетину, серый плащ, измятые брюки и томик Солженицына в кармане.
По воскресеньям она приходила к нему в гости, вешала на гвоздик маленькую шляпку и, не снимая высоких ботфорт, проходила в комнату его "хрущёвки", заваленную книгами.
Он снимал с себя одежду, аккуратно вешая её на стул, оставался в одних носках и читал ей Кузмина и Мандельштама, изредка прерывая чтение, чтобы спеть пару строк из Галича или процитировать по памяти абзац из учебника по квантовой физике. Потом он охотно соглашался вылизать её сапоги и подвергнуться порке фиолетовой плёткой.
По воскресеньям оба они были счастливы.