Эссе об изврате, морали и эгоизме

Общаясь по Теме с разными людьми, неизбежно становишься им благодарным, ибо это общение позволяет, прежде всего, познать самого себя как с точки зрения предпочтений, так и самой внутренней сути. Наблюдение за собой, за своими чувствами и переживаниями с уверенностью позволяет говорить о том, что знаешь наверняка, ибо сам уже пережил это. Фокус внимания у каждого свой: одни лучше воспринимают тело и физиологию; другие более сведущи в волевых аспектах доминации и подчинения; третьи всё знают о технике и девайсах; четвёртые концентрируются на эмоциях и энергетике; пятых привлекает эстетика и антураж; шестых не интересует ничего, кроме конкретных фетишей… ну а меня более всего заботит тема этики и морали. Все эти составляющие в той или иной степени присутствуют в каждых отношениях (какова бы ни была степень их серьёзности), и всякий неравнодушный к Теме человек рано или поздно сможет назвать себя экспертом по тому или иному вопросу в зависимости от линзы своего восприятия. То, что для одних представляется первостепенно важным, может не иметь никакого значения для других. Однако всякий опыт ценен, представляя собой часть большой пёстрой мозаики, увидеть которую целиком недоступно никому, ибо всякий видит лишь через свои линзы, размер которых сугубо индивидуален. Тема, вынесенная в заголовок, близка лично мне, она для меня понятна, и она для меня важна. Мысли, которые я намерен здесь изложить, приходили фрагментарно в течении многих лет общения, взаимодействий и отношений с людьми, так или иначе причастных к тематическому сообществу. Сейчас я чувствую, что назрела необходимость серьёзного самоанализа с целью придания этим мыслям некой структуры, дабы лучше понимать свои предпочтения и впоследствии быть в разговорах с людьми несколько более кратким. Думаю, Дневник — подходящее место для этого.

Всё началось с вопроса, который однажды был мне задан и продолжает периодически задаваться до сих пор: «Как твои увлечения согласуются с высокой моралью и религиозностью? Не мешает ли это тебе?». Этот вопрос всякий раз вызывал у меня недоумение, причина которого, как я ранее считал, заключалась в моей безнадёжной испорченности. Сейчас же я понимаю, что кураж от идеи «хорошо-быть-плохим» был, по большей части, напускным и не отражающим всей сути моей философии, состоящей — как тогда, так и сейчас — в том, чтобы одновременно пить из одного источника горькую и сладкую воду. Это известное противоречие, кажущееся непреложным с точки зрения христианской этики, всегда казалось мне, по меньшей мере, странным — ведь именно этим я всю жизнь и занимаюсь! Будучи прекрасно осведомлённым о многогранности человеческой души, с уверенностью могу сказать: «Мне мораль не только не мешает, но напротив, я не в состоянии без неё возбудиться. Ведь если бы не было морали, нечего было бы попирать. Соответственно, не было бы и возбуждения». Такие слова как «а-моральность» и «бес-стыдство» очень красивые и возбуждающие, но мне не нравится, как они звучат, потому что провозглашают отсутствие чего-то: «нет морали и нет стыда». Я же говорю: «Есть мораль! И есть стыд!» . «Раз-вращение» не есть ликвидация нравственности — это «раз-ворот», поворот не туда, то есть сохранение того, что было, но с привнесением нового, придание ему нового вектора движения. Мораль — благодатная почва для семян стыда, но всякое плодородие способно произвести разный плод, и чем более оно благодатно, тем больших размеров плоды на нём произрастут. Этим и объясняется глубина падения духовно просвещённого человека в сравнении с недалёким обывателем.

Историк нравов Эдуард Фукс отмечал, что в галантном веке утончённые извращения были уделом просвещённой знати, тогда как крестьянство, по большей части, страдало от повального грубого разврата, какой обыкновенно случается в условиях скученности и ограниченного социального пространства. Проще говоря, все спали со всеми. Что же до людей с возможностями (финансовыми, интеллектуальными, социальными и, не побоюсь этого слова, морально-духовными), то их многочисленные пороки были столь вопиющи и противоестественны, что вошли в мировую историю: от описания жизни римских цезарей Светония до порнографических романов и зарисовок Маркиза де Сада и Джованни Бокаччо, где в каждом первом произведении непременно фигурировал епископ или иной представитель духовенства. Не вызывает большого диссонанса развратное поведение священника, который ни во что не верит, а просто использует свои возможности, как братки из 90-х, переквалифицировавшиеся тогда в батюшек. Другое дело, когда речь идёт о человеке действительно верующем, но, не смотря на свою веру (или, точнее, смотря на неё), продолжающем творить разврат и беззакония. Если рассматривать детали, то причины сего можно узреть в совокупности неблагоприятных факторов и обстоятельств: доступ к большим финансам, положение и авторитет в обществе, высокая образованность, длительное сексуальное воздержание и пр. — всё это чудесным образом соединяется в Церкви, так что нет ничего удивительного в том, что, когда дьявол задумывает кого-то забрать, он забирает лучших (не будем забывать, что могущественнейшие из демонов некогда были величайшими из ангелов).

Однако, если взглянуть на ситуацию в целом, как она представлена внутри человеческой души, то мы обнаружим нечто, очень напоминающее Служение. Лично мне БДСМ всегда казалось не совокупностью эротических практик и не психосоциальной субкультурой, а Церковью: такой же принцип заповедей, догм и уставов; одеяния, утварь и специфические принадлежности (нечистоты вместо благовоний, плётка вместо кадила, дилдо вместо чаши); сложные сексуальные практики в виде таинств; иерархия и особая лексика; мистическая атмосфера и экстатические переживания (сабспейс вместо благодати) — всё это очень напоминает перевёрнутые церковные обряды, к совершению которых, порой, привлекаются даже те, кому всё это чуждо. Им-то и адресованы вопросы, наподобие «не мешает ли мораль?», и если брать в расчёт одни только пресные практики, то она действительно будет мешать, но в том-то и соль, что не в практиках здесь дело. Нельзя сказать, что высоконравственному и моральному человеку нравятся сами сексуальные извращения — телу и душе нравятся, сердце может изнемогать от похоти, но его нравственное чувство страдает, и в этом страдании очень много Темы. Именно морально-нравственные догмы, а не преодоление их, воспринимаются психикой как источник этого страдания, возбуждая к этим догмам и принципам внутреннюю вражду.

Многие тематики озабочены утратой человеческого облика, превращением человека в животное или бездушную вещь. Я всегда считал подобные практики не удовлетворительными, так как мне всегда больше нравилось, когда человек, совершая изврат, осознаёт, что он Человек, сознательно выходящий за рамки. В нашем субординированном социуме, где каждый ежеминутно должен СООТВЕТСТВОВАТЬ (всему), этот глоток свободы — как раз то, что нужно. Степень экстремальности списка сексуальных предпочтений для меня, таким образом, оказывается прямо пропорциональной силе стремления к свободе его автора, и это стремление всегда очень хочется поддержать. Некоторые рефлексирующие в Теме люди говорят о высвобождении натурального (см. животного) инстинкта, якобы очищающего и делающего человека «настоящим». Я не стану спорить с физиологией, которой практически не интересуюсь, но с духовной точки зрения скажу, что вижу мало привлекательного в уподоблении животному началу. Я решил для себя пойти несколько дальше: на преодоление инстинктов, а не покорение им, пусть даже это преодоление может быть болезненным и причинить вред нравственному ощущению (а точнее, как раз-таки ради этого). Как религиозный человек, я исхожу из того, что причины духовного роста и падения связаны с тем, с чем человек соединил свой дух, который по природе своей не насыщаем: святой будет хотеть делать всё больше добрых дел и всё больше медитировать, а грешный будет хотеть всё больших удовольствий и беззаконий, потому что всего этого желает человеческий Дух, который здесь может быть представлен как деньги — их можно вложить и в хорошее, и в плохое, отчего оно многократно усилится. Многое меняется, когда начинаешь познавать тонкости человеческой души и законы духовной жизни — эти знания могут быть использованы для раскрытия самых удивительных вещей, ибо Дух творит себе формы. Всякое извращение, в этом контексте, может быть осмысленно как следствие внутренней сути человека, переключая фокус внимания с конкретных практик на саму эту суть. Именно её мне хочется высвободить, а не механический (животный) инстинкт. Мне важно, чтобы во время действия человек продолжал осознавать своё высокое предназначение и свои замечательные возможности поступать так, как ему вздумается, ибо свобода — высший божественный дар. В этой связи, осознанность процесса критически важна. Осознанность позволяет усилить ощущение от парафильного акта, механизм которого прекрасно описан Андреем Ткаченко в его монографии о сексуальных извращениях:

«В парафильном акте возникает вненаходимость по отношению к себе. Сознание раздвоено и замкнуто на себя. Самодействие как действие, не совпадающее с собой, на себя направленное, уже предполагает наличие самосознания. Деятельность устремлена на самоё себя и уже начинающая изнутри прислушиваться к себе. Одновременно происходит отстранение своего субъективного мира — человек делает своё слышание предметом своего слышания. Отстранение касается не только предмета деятельности, самой деятельности, самой возможности действовать, но и самого себя как деятельного субъекта. Возникает как бы всматривание в собственные действия, удовлетворение возникает от процесса их восприятия, вслушивания в собственную флуктуирующую субъективность с отказом от реальности, первым шагом которого является уничтожение реального объекта путем его деперсонификации и символизации».

Иначе говоря, партнёр из живого человека превращается в набор твоих фетишей, а ты в этот момент находишься где-то глубоко внутри себя, настолько глубоко, что уже касаешься своего бессознательного, так что твой внутренний мир уже не воспринимается тобой как твой собственный. Проводя грубую аналогию, это такой комплексный способ подрочить онемевшей рукой, только вместо руки ты получаешь всё своё естество, включая неведомую тебе духовность как связь с тонким миром. Стоит, однако, иметь ввиду, что неведомость эта играет с большинством людей злую шутку, так как они не подозревают, с чем соединяют свой Дух. Моя же особенность состоит в том, что я не просто подозреваю, а знаю очень хорошо — именно этому учат в Церкви и семинариях. Всё имеет свою цену и свои последствия. Об этом следует помнить, обращая внимание на букву «Р» в аббревиатуре БДР. Применительно к тематическим практикам, знания законов духовной жизни могут быть использованы по-разному в несколько этапов: во-первых, для банального удержания себя от худшего (чем чаще всего и пренебрегают); во-вторых, во имя осознанного наслаждения глубиной своего падения (этот путь выбирают гораздо чаще); в-третьих, ради предотвращения деперсонификации и фетишизации объекта твоей любви (к этому приходят с опытом); и в-четвёртых, для исправления худшего, которое неизбежно произойдёт (этот шаг возвращает человека к этапу №1, к которому приходят в конце, и именно здесь начинается любовь). Таким образом, можно пройти короткий путь, ограничившись первым этапом, а можно пройти длинный, всё равно вернувшись в конце к первому. С точки зрения христианина (да и любого здравомыслящего человека), длинный путь не имеет ровным счётом никакого резона… если бы не одно но — процесс его прохождения… а уж привлекательность осуществления сексуальных практик ради их процесса, я думаю, никому объяснять не надо.

Принцип, который описывает Ткаченко, применим и для описания самой главной причины, по которой в тематических отношениях так сложно бывает по-настоящему полюбить (если только не принимать за любовь всё, что угодно, игнорируя ту истину, что любовь никогда не ищет удовольствий для себя, но всегда выражается в жертвенности и отдаче ради пользы для другого). Причина сия — эгоизм. В нравственном православном богословии эгоизм рассматривается как противоположность любви, зацикленность сознания на самом себе, плавно переходящем в девиацию (безумие). Это состояние тесно связано с гордыней и самовозвеличиванием, что одинаково ярко выражается как у Верхних, так и у Нижних. Никогда не забуду рассказ одной своей знакомой, предпочитающей как раз нижнюю позицию:

«Я, как и любой человек — эгоист. К тому же, одинокий эгоист, который привык считать себя центром вселенной. Эгоистов больше всего возбуждает то, что они в центре всего, что мир крутится вокруг них. Когда я смотрю порно, то я возбуждаюсь не от того, что неземной юноша ебёт развратным образом неземной красоты девушку, а от того, что я вижу там СЕБЯ и представляю, как он ебёт меня — неземную центр всего. Когда меня ебут, я возбуждаюсь не только от стимуляции эрогенных зон, а в большей степени от осознания того, что именно в МЕНЯ проникают хуи, именно МНЕ говорят "вставай раком, сука", именно МОИ трясущиеся сиськи и живот и целлюлитная жопа вызывают у мужчин похоть и т.п. И я кончаю с этой мыслью, так же, как и любой эгоист».

Я всякий раз вспоминаю эти её слова, когда думаю о том, почему меня привлекает именно позиция свитча. Мне кажется, она самая честная, в первую очередь, по отношению к самому себе. Внутри ты всегда доминант, потому что доминантен твой эгоизм, особенно, если он требует от тебя переживаний лютых унижений и извращений. Мне нравится, когда человек волен в любой момент выбирать делать то, что он хочет и наслаждаться этой свободой, которую я всегда понимал как вседозволенность. Тематические роли в этом процессе для меня не более, чем фикция, ограничивающая реальную свободу. Роли очень напоминают мне те же самые морально-нравственные догмы, субординирующие человека изнутри, лишающие его субъектности, так что уже не он получает удовольствие, но кто-то другой — происходит копирование описанного выше процесса. Мораль, нормы социального поведения, религиозные догмы, традиционные ценности, бдсм-роли — всё это есть для меня формы субординации, которые сердце человека может принимать искренне и добровольно, но против них восстаёт его сознание, ибо они воспринимаются им как причина и источник его нравственных страданий. Это ложное впечатление психики и ошибочный её вывод, но он имеет реальное воплощение на практике в виде ехидной иронии в отношении всякого рода ролей и правил, а не пиетета к ним. Лично мне куда интереснее наблюдать становление Нового Человека, чем низвести его до уровня скотины или бездушного предмета. Мне нравится именно это вдумчивое всматривание в процесс и осознание не только того, что сейчас происходит, но и с кем это происходит. Переключение сознания с себя на партнёра позволяет наблюдать внутреннее движение его эгоистических течений, возбуждающих и делающих его центром самого себя. Наблюдение его падения и связанного с этим восторга есть центр моих интересов в Теме. Этого было бы невозможно достичь без осознания и принятия базовых моральных принципов и догм, преодоление которых только и позволяет ощутить себя Человеком. Такая фокусировка позволяет лицезреть самые последние пределы человеческой свободы, осознанно употребляемой на изобретение новых способов падения, деградации и надругательства над нормой, продолжающей оставаться нормой, а не заменяться чем-то аморальным или альтернативным. По этой причине мне не по душе, например, идея нудизма, дескать, «обнажённое тело — это нормально, и в том нет ничего постыдного». Нет, это НЕ нормально! И я предпочитаю думать так, чтобы не лишать себя удовольствия периодически совершать что-то ненормальное. Такова суть извращенцев — чтобы что-то «из-вратить» (развернуть в другую сторону), им надо уцепиться за что-то нормальное и традиционное, совершив над ним акт глумления. Если полученный в результате этого акта продукт сам станет частью нормы, то он перестанет быть сексуальным стимулом.

Итак, я попытался ответить на вопрос: как внутри меня функционирует изврат? Структурируя полученные данные, я мог бы представить механизм этого функционирования в виде следующих тезисов:

1. Мораль остаётся. Она не исчезает и не отменяется. Человек не перестаёт быть человеком, но продолжает хранить внутри себя драгоценный ларец высокого нравственного чувства.

2. Преодоление принятых моральных норм (вскрытие ларца) вызывает страдание нравственного чувства, сравнимое с болью от SM-практик.

3. Источник этих страданий может быть ошибочно определён психикой как сами моральные нормы — сам факт их существования вызывает страдания. Это возбуждает в человеке ещё большее побуждение к их преодолению.

4. Механизм этого преодоления имеет сложную, но вполне конкретную структуру, базирующуюся на зацикленности сознания на самом себе и возбуждении эгоистического чувства с последующей фетишизацией партнёра и собственной отрешённостью.

5. Переключение фокуса внимания с себя и своих действий на внутренний мир партнёра, позволяет поддержать его субъектность и ослабить фиксацию сознания на самом себе. Проще говоря, лучше погружаться в извращения друг друга, чем в свои собственные.

6. Обоюдное прекращение эгоизма приводит либо к охлаждению интереса от практик, полному отказу от них, либо перевод изврата в категорию нормы (с тем же последующим охлаждением и отказом).

7. Верным решением для борющихся с собственными нежелательными предпочтениями или чрезмерной сексуальной активностью, будет, прежде всего, борьба с тщеславием.

Такова теоретическая часть исследования. Она порождает следующий ряд вопросов: может ли между двух партнёров, объединённых тягой к извращённости, возникнуть настоящее искреннее чувство? Что произойдёт при соединении двух извращенцев: будут ли они с головой погружены в свои фетиши, существуя параллельно в своих эгоистических реальностях, или же изложенные выше знания помогут им по-настоящему раскрыть индивидуальности друг друга, познав истинную их ценность? Падут ли они оба в бездну беззакония, или же помогут друг другу освободиться и прийти к принятию традиционной морали как нормы? Вообще, может ли любовь взрасти на столь враждебной для неё почве, и если да, то какой плод она принесёт?

Христианская этика утверждает, что любовь отдельно, а разврат отдельно — одно с другим сосуществовать не может. Моя же гипотеза состоит в том, что любовь может начать зарождаться в любых, даже самых противоестественных отношениях, но проявлять она себя будет очень тихо, будучи угнетаема похотью и страстью, движущая сила которых — эгоизм. Да, слепой не может вести слепого, и когда двое объединены искренним стремлением кормить демонов друг друга, сила этого стремления оказывается обусловленной силой их духа, движимого вседозволенностью и соединённого с желанием беззаконий равным бесконечности. Вместе с тем, приверженность высокой морали и признание её авторитета открывает для духа не только бездну падения, но и бесконечность возвышения. При условии, что изврат не станет моральной нормой, оба девианта могут помочь друг другу всецело познать бездну своего падения, и использовать приведённые знания для соединения себя (своего духа) с чем-то более высоким. Изврат, таким образом, есть средство познания болезни, но лекарством к исцелению от неё может служить лишь любовь. Использование своих фетишей в качестве фундамента отношений — крайне неразумное предприятие, ибо извращения не могут являться источником любви. Но они являются болезненным средством её познания.

Так это или нет, покажет практика. Но это уже личный выбор каждого.