Избранное*

Я любил человека, живущего в той стране, где лазурное небо тонет в большой волне. Где отряд бледнолицых под солнцем меняет цвет. Где я был незнакомцем. И где меня больше нет. Там плоды тяжелы, словно груди портовых шлюх, и в объятьях жары млеют тысячи сонных мух. Обречённое место, вместилище слёз и бед, рай бродяг и поэтов, потерянный третий свет. Я искал там пороки, блуждая по тем местам, где скрывались бандиты из богом забытых стран. Помню дом незнакомый, каннабиса душный смрад, многоклеточность комнат, в которых царил разврат. Я изведал там женщин: истасканно-молодых, тучных прачек, с руками, распухшими от воды, продавщиц и нимфеток, сдающих тела за грош. Я искал в них ответы, но выменял только ложь. Я в притонах развеивал скуку на краткий миг, я бы бросил всё к чёрту и о́тбыл на материк. Но когда мне вконец опротивел треклятый мир, я нашёл человека, которого полюбил. Я возвысил его и поставил на пьедестал, методично и ловко счищая с него нагар, превращал в совершенство мельчайший его изъян, я купался в блаженстве, я был вдохновлён и пьян. Я любил человека, но он заставлял молчать, от его сигарет в тесной комнате вился чад. Он всё щурил глаза: если любишь меня - твори! Да горел рыжиной в раскалённых лучах зари. Я не спал дни и ночи, и только слагал стихи, бестолковые буквы кружились, как мотыльки. Все насмешки его почитал за бесценный дар, с мазохистской истомой печалился и страдал. Я любил человека с горячностью и тоской, я таскался за ним, превратившись в его конвой. Он молчал и смотрел, отбивая ладонью ритм, да смеялся глазами, похожими на магнит. Он позвал меня к морю, однажды, вдыхать озон, и в напеве прибоя мне слышался скорбный стон. Я стоял, побледневший, предчувствуя и дрожа. Я ведь понял, конечно, что он мне хотел сказать. Фразы били, как камни, по рёбрам и по щекам, он сказал, это чувства, что я распаляю сам, что я глупый мальчишка, который сошёл с пути, и закончив сейчас, он лишь хочет меня спасти. Он оставил меня на обветренном берегу, и штормящие волны гудели в моём мозгу. И я суть осознал, лишь когда этот гул затих: я любил не его, а придуманный мною миф.