«Что есть настоящий раб?» Рассказ

В Сети, к сожалению, не так много тематических проектов. А толковых ещё меньше. Толковые – это те, на которых можно встретить реальных BDSMщиков, обменяться с ними опытом, обсудить важные вопросы и в конечном итоге узнать что-то новое.

Когда в тематическую реку не впадают ручейки со свежей информацией – она мелеет, заболачивается и в конце концов окончательно пересыхает. Мне не нравится подобный исход.

На одном из таких сайтов я познакомился недавно с несколькими тематиками. Чтобы освежить, так сказать, моё болотце. Заинтересовали они меня не только своим приличным опытом в Теме, но и потому, что каждый из них показался довольно незаурядной личностью. Стало любопытно увидеть их вживую, и я пригласил всех в кафе, благо живём в одном городе.

Встретились мы в небольшом уютном заведении на окраине. Полумрак, круглый столик на четверых, ненавязчивая музыка.

Сидим, общаемся, байки травим. Все в теме Топы, потому и разговоры постоянно крутятся то про доминирование, то про бондаж, то про садомазные развлекухи.

И слово за слово – начали обсуждать наших нижних. И не просто вообще, а в плане того, насколько они настоящие рабы.

Мощный крепыш слева от меня, блескуче улыбнувшись крупным лицом без единой морщины, сходу заявил:

— Ну, бля, мой-то точно раб! Делает всё, что я ему говорю. Выполняет любые приказы беспрекословно.

— И что, например? — поинтересовался я, отхлебнув тёмного «Крушовице» из запотевшего бокала.

Крепыш привычным движением оттянул горловину футболки, слишком туго обхватившую его натренированную шею. Поперёк футболки красовалась размашистая надпись «Алиса». Вся одежда на нём сидела как-то излишне в облипку, но зато хорошо подчёркивала рельефные мышцы. Облокотившись на столик так, что тот покосился и заскрипел, он с энтузиазмом начал перечислять:

— Ну вот прихожу я из качалки. И потный весь такой. Так мой по щелчку подползает и вылизывает мне подмышки, грудь, яйца с членом. Хорошо сосёт, кстати… Да, ещё мокрые носки зубами стягивает и вылизывает ноги! Пока чистыми не станут.

Сидевший напротив него парень взял из вазочки на столе фисташку, расколол скорлупу и задумчиво произнёс:

— Хм. Мой в этом плане капризный. Всё, что не помыл своими руками, лизать отказывается. Типа дисбактериоз там, всё такое…

— Да пусть бы у меня только заикнулся, — перебил качок, — я б его ротангом отхуячил до мяса! Раб называется. Какой же, на хер, это раб?

— Да кто б сомневался, — улыбнулся второй и прищурил на оппонента тёмно-зелёные глаза: — Ты б отхуячил, только дым стоял бы… Но мне от него не это надо. Прости, но лизать грязь большого ума не требуется. На это и ваниль способна. А вот пойти на жертву для своего господина может только действительно реальный раб. Твой ради тебя чем пожертвовал?

Крепыш задумался.

— Ну, с работы отпрашивается, когда мне в тренажёрку надо. Абонемент на полгода подарил… Ну, ебать его могу во все дыры в любое время и в любом месте. Не знаю, что ещё…

— Вот прямо в любом месте? — подковырнул я. — И в торговом центре с кучей народа, и днём на детской площадке, и дома посреди родственников? Так, что ли?

— Не, ну… — смутился любитель «Алисы».

— Короче, — поморщился от нашей перепалки второй парень и бросил очищенную фисташку в рот. — Может, для тебя это, конечно, великие жертвоприношения, но, как по мне, так это всё фигня. Всего лишь деньги и вещи. Это всё наживное. Я считаю, что жертва – это когда раб отдаёт то, что у него имеется в единственном экземпляре и чего больше никогда у него не будет. И потеря эта сопровождается сильной болью. Душевной и физической.

Мы заинтересованно замерли. Крепыш хрустнул пальцами.

— Ты про жизнь, что ли? — с сомнением сказал я.

Зеленоглазый засмеялся и откинулся на спинку кресла, выпав из освещённого круга. В полумраке его узкое, с тонкими чертами лицо казалось высеченным из бледно-серого мрамора. Только зрачки мерцали весело.

— Ну, я себя пока не настолько ощущаю богом. Нет, всё проще. По моей просьбе он сделал обрезание.

Все сидевшие за столиком разочарованно выдохнули. Качок сказал:

— Ты, бля, серьёзно? Больше половины человечества обрезанные ходят. Даже детям делают. Тоже мне жертва!

В ответ из полумрака прозвучал спокойный голос:

— Я не договорил. Во-первых, я ему не приказывал, а всего лишь высказал просьбу. И он с радостью согласился. Лишь бы сделать мне приятное. А во-вторых, я попросил оперироваться без наркоза.

Качок крякнул. Мне стало интересно. Подперев голову рукой, я пристальнее всмотрелся в мраморное лицо. Тёмные стрелки бровей трещинами разбегались к вискам под упавшими на лоб русыми волосами. Тонкие губы упрямо сомкнуты. Какого-то особого наслаждения сказанным я не заметил.

— Чёрт, это ж наверно дико больно, — поморщился я, пытаясь представить ощущения от такой процедуры.

— Да уж поверь, приятного мало, — подтвердил мои опасения зеленоглазый садист. — Вы в курсе, что вдоль верхней части члена неглубоко под кожей проходит нервный ствол? От него расходятся нервные окончания, которые обеспечивают чувствительность всей головки. Так вот, если при обрезании этот узел задеть…

И замолк – видимо, погрузившись в непростые воспоминания.

У меня же сжалась мошонка и заныло под лобком. Похожий дискомфорт я ощущал лишь однажды, очень давно – когда в армейской учебке нам, молодым пацанам, пожилой майор показывал документальный фильм о японском «отряде 731». Кадры, где на живых людях проводили зверские опыты, смотреть было невыносимо. Глаза сами зажмуривались, голова отворачивалась в сторону, а в животе сгущалась тошнотворная боль.

Сделав над собой усилие, я откашлялся и более-менее ровным голосом задал интересовавший всех вопрос:

— И твой раб обрезался без анестезии?

— Да.

— Ну, это… Надеюсь, нервы-то не задели? — спросил качок.

— Задели, — вздохнул зеленоглазый и стал аккуратно перемешивать пальцем содержимое вазочки в поисках какого-то особого орешка.

— И? — потребовал я продолжения, когда пауза затянулась.

— Болевой шок на операционном столе и почти год без чувствительности в члене.

От неожиданности я отпрянул. Крепыш в возмущении хлопнул себя ладонью по лбу и, не сдержав голоса, крикнул:

— Бля! И что, оно того стоило?!

Немногочисленные посетители повернули к нам головы, а бармен шикнул из-за стойки.

— Я потом не один раз спрашивал, жалеет ли он, что согласился, — глядя почему-то именно мне в глаза, спокойно сказал садист. — Можете не верить, но он ни тогда не жалел, ни сейчас. И я ему за это благодарен. — И, переведя взгляд на качка, спросил отчётливо: — Ну, и как по-твоему, настоящий он раб или нет?

Любитель рока набрал мощной грудью побольше воздуха, но ответить не успел.

— А сколько лет вы вместе?

Увлёкшись беседой, мы совсем забыли про нашего четвёртого товарища. Он хоть сидел напротив меня, однако совершенно выпал из моего поля зрения, пока я поворачивал голову то влево, то вправо, внимательно слушая первых двух собеседников.

Весь наш разговор он просидел, покачивая головой и неторопливо размешивая ложечкой чёрный кофе. Я не видел, положил ли он в чашку сахар или просто таким образом остужал ароматный напиток.

Мужчина был явно старше нас. На вид лет, наверное, около шестидесяти, но его сильная худощавость и бледный цвет лица не позволяли быть уверенным в какой-то конкретной цифре. Бывают такие типажи, когда по внешности сложно определить возраст — но можно точно сказать, что человек немолод уже давно.

Без сильных залысин, но довольно редкие сверху и уже почти полностью седые волосы зачёсаны с ровным пробором. Левую половину лица от носа до подбородка обезобразил рваный шрам – давний и в своё время плохо сросшийся.

На крупноватом пористом носу обосновались большие роговые очки с мощными линзами. Из-за таких диоптрий глаза казались маленькими и узко посаженными, и когда они смотрели на тебя сквозь толстые стёкла, создавалось неприятное впечатление, будто человек всматривался очень пристально, пытаясь заглянуть в твою самую недоступную глубину – и хотелось тут же отвести взгляд. А на самом деле из-за плохого зрения он просто почти ничего не видел…

На дворе стоял конец лета, и погода была ещё тёплой – а сутулые плечи старика обхватил плотный пиджак. Перестраховался из-за кафешного кондиционера?.. Из коротковатых рукавов рубашки торчали худые запястья, кожа на тонких пальцах выглядела не сильно старее моей. Рука держала ложечку крепко и в чашке размешивала ею ровно и уверенно, без намёка на старческий тремор.

Нет, ему совершенно точно не было шестидесяти, но меня автоматически тянуло называть его стариком.

— Вы давно вместе? — повторил он свой вопрос, глядя на зеленоглазого. Но отчего-то прозвучало это так, будто обращался он к каждому из нас.

Садист оттолкнул к центру столика вазочку с орехами.

— Больше четырёх лет. Для темы это много. Дольше пары месяцев мало кто держится. А обычно вообще после пары-тройки сессий…

— А сколько вашему рабу лет? — перебил старик. Впрочем, у него это получилось не грубо.

— Двадцать три в этом году будет. А что?

— Да нет, ничего. А вам самому сколько?

— Двадцать девять. А что, это имеет какое-то…

— Значит, он у вас с девятнадцати. А вы его взяли к себе в двадцать пять… — снова мягко прервал мужчина и кивнул одобрительно. — И четыре года уже вдвоём… Хорошее начало. Уважаю.

Зеленоглазого явно стало раздражать, что его перебивают, да ещё что-то там подсчитывают и оценивают. Я почувствовал, что пора вмешаться.

— А вы своего раба считаете настоящим? — Мне не удалось удержаться от ответного «выканья».

Старик двумя пальцами поправил очки и пожал плечами.

— Да как-то я не задумывался на эту тему, друзья мои. Раньше не задумывался. А вот послушал сейчас этот разговор и даже и не знаю, что ответить, коллега, на ваш вопрос, — он указал сухой ладонью на зеленоглазого. — Знаете, боюсь утомить вас всех своей болтовнёй, поэтому лучше вы спрашивайте, что вам интересно, а я расскажу в меру способностей. Хорошо? И вы тогда сами решите – настоящий или не настоящий мой… раб.

На последнем слове он запнулся, словно оно чужое и произносить его некомфортно.

Первым тут же встрял качок. Похоже, долго молчать ему было трудновато. Он снова скрипнул бедным столиком и спросил:

— А у вас как давно раб появился? И сколько ему было лет? Он у вас который по счёту?

Ага, значит, не один «выкаю», ухмыльнулся я про себя.

Старик пожевал неровными губами сосредотачиваясь. Поправил на плечах пиджак, механически вынул из внутреннего кармана мятую пачку сигарет и зажигалку, покрутил их в руках, но потом, словно опомнившись, быстро убрал обратно. Взглянул с удивлением на крепыша.

— По счёту? Да я как-то не считал. Ну, в смысле, тут считать-то и нечего, понимаете ли. Вот он есть у меня и всё. Не было больше никого. Да уже и не будет, думаю… Надеюсь… Да нет, уверен я, конечно.

Он задумчиво отхлебнул из чашки совсем уже остывший кофе. Потом, встрепенувшись, продолжил:

— А по поводу давно ли. Ну как вам сказать. Мы встретились, эм… двадцать шесть лет назад. Мне тогда было, дай бог памяти, тридцать два, а шустрику, значит, двадцать один. Молоденький он совсем был…

— Шустрик? — переспросил зеленоглазый улыбнувшись.

Я представил Шустрика в его сегодняшние сорок семь и тоже не удержался от улыбки.

— Да, это из-за фамилии. Фамилия у него Шустров, понимаете ли, — не заметил нашего сарказма старик. — Вот и звали его все Шустриком с самого детсада. По телосложению-то кличка ему подходила – скелет скелетом, а вот по характеру он, я вам скажу, совсем другой. Вдумчивый, рассудительный и медленный. Иногда даже слишком, знаете ли.

— Пороть его надо для ускорения! — уверенно вставил экспертное мнение качок. — Серьёзно вам советую! Пороть по-настоящему, сильно и долго! Порка хорошо учит торопливости. От него требуется-то немного – раздеться и лечь, а дальше от него уже ничего не зависит…

Старик негромко постучал ложечкой по краю чашки, чтобы стряхнуть капельки кофе. Но качок интуитивно понял, что это просьба остановиться – и замолк. Сухая рука покрутила ложку в воздухе, не понимая куда её деть, и в итоге положила на чашку сверху.

— Знаете, дорогой мой друг, мне думается, это всё очень индивидуально. Вам нравится пороть – вы ищете для себя того, кто хочет, чтобы его отхлестали. Вот коллега предпочитает делать больно – к нему придёт парень с мазохистскими наклонностями. А кто-то любит связать покрепче – и для него, я уверен, найдётся подходящий кандидат. Но мне ничего этого не надо! — Мужчина пожал плечами и слегка покачал головой. В стекле роговых очков мелькнул отблеск лампы. — Мне достаточно знать, что мой человечек отдаёт мне всего себя без колебаний. Без остатка. Без условий. Просто потому что он чувствует это правильным. Вот это для меня самое ценное. И я ощущаю правильным принять этот дар и одарить в ответ своей заботой. Не в качестве оплаты, а потому что мне этого хочется… Вы понимаете?

Мы одновременно кивнули. Каждый размышлял о своём, прерывать рассказ старика не хотелось, потому он, пожевав губами, продолжил.

— Родителей Шустрик потерял рано. Жена погибла – её машина сбила. Детей даже не успели завести. Один крутился, как мог. В самые тяжёлые времена я материально помогал…

— Так это как бы получается, что он вашим рабом за деньги был? Это ж, пардон, проституция! — возмутился качок.

— Да что вы, нет конечно! — махнул на него руками старик. — Деньги Шустрик брал только в долг, на время. Не любит он подарков. Гордый! Всегда возвращает всё до копейки. И честный очень. Говорит: я скорее своё отдам, чем чужое возьму. Да ведь и помогать можно не обязательно деньгами. Продукты там, одежда…

— Я правильно понял, что вы вместе не жили? — спросил я.

— Поначалу да. Семья, знаете ли, дети, работа, командировки… И не принято это тогда было. Да мы, вообще говоря, и не стремились. У нас с самого начала сложилась добрая мужская дружба. Это довольно большая редкость, я вам скажу. Так зачем лезть на рожон и всё портить? Это потом, много позже, когда я развёлся и остался один в своей квартире – позвал Шустрика к себе жить. Он не сразу, но согласился. Это пятнадцать лет назад было, а ощущение – будто всю жизнь вместе живём.

Перед крепышом уже выстроилась батарея опустошённых пивных бутылок. Допив очередную, он не смог удержать отрыжку и смущённо извинился, хотя мы сделали вид, что ничего не заметили. Чтобы отвлечь от себя внимание, он спросил:

— В те ранние времена вам, наверно, было хуже всего, да? Ни потрахать кого нормально, ни плёточкой адекватно помахать… Тогда ж не то что делать – говорить об этом запрещалось!

Старик отрицательно помотал головой.

— По правде сказать, мне тяжелее всего именно в последнее время. В таком возрасте, знаете ли, с работой очень непросто, да и здоровье уже не то. Как-то становится не до развлечений, если честно. Два года назад вот онкологию ещё обнаружили.

Вот тут я понял и причину бледности, и худобы, и тёплый пиджак летом. И быстро спрятанную пачку сигарет.

Зеленоглазый сцепил пальцы в замок. Спросил негромко:

— Как вы справляетесь? Может, мы можем чем-то помочь?

— Что вы! Нет-нет, спасибо большое! — торопливо ответил старик и поднял ладони перед собой, словно отталкивая предложенную помощь. — У меня же Шустрик есть, так что всё в порядке! Знаете, обо мне родные дети так не заботятся, как он… Нет, правда всё хорошо, вы не волнуйтесь.

Но отчего-то разволновался он сам. Снова взялся размешивать холодный кофе. Теперь рука слегка подрагивала.

— Это трогает, когда чужие люди… Нет, правда всё хорошо, мы отлично справляемся… — Он поправил очки и зябко повёл плечами под пиджаком. Немного успокоившись, выпрямил спину и тряхнул головой, будто отгоняя непрошенные мысли. — Позвольте, я немного о другом скажу. Это, конечно, всё старческое и скучное, но вдруг и вам пригодится, пока у вас многое ещё впереди...

На секунду он задумался.

— Знаете, друзья мои, что самое главное, что я уяснил для себя за все эти годы? Очень просто, но почему-то не все понимают… Если хотите с кем-то надолго сохранить отношения – отдавайте этому человеку всё, что в данный момент ему больше всего требуется. Ваше время, силы, ваши эмоции, вещи, деньги и вообще всё-всё. Даже если он вас об этом не попросил… И, если он тоже захочет быть с вами, он будет поступать ровно так же. Но как только кто-то из вас начнёт лишь получать, не отдавая – считайте, конец вашей паре. А если уж оба будете только тянуть друг из друга, то это и не отношения вовсе, а я даже не знаю что…

И вдруг посмотрел на меня:

— Ну, а вы довольны своим нижним? Он у вас настоящий?

Я опустил глаза на деревянные разводы на крышке столика.

Настоящий ли у меня раб? Хм, ну что вам сказать…

А про какого вы спрашиваете? Про того, с которым я познакомился вчера? Или про того, что приезжает на пару часов в выходные? А может, про того, которым рулю по скайпу ночами после работы?..

Нет, пожалуй, не буду я вам пока ничего рассказывать, дорогие мои тематические братья. Не хочу пыжиться, выдавливая из себя какие-то наполовину придуманные истории, которые при всём желании и рядом нельзя поставить с такими вот реальными жизненными ситуациями. Не хочу выглядеть глупо.

Лучше подожду, пока будет что рассказать стоящего и достойного. За что не придётся отводить глаза и о чём смогу поведать с чувством самоуважения и внутренней гордостью.

Поговорим, друзья мои, когда и в моей жизни появится настоящий раб.

Сославшись на поджимающее время, я извинился, пообещал свою часть беседы продолжить при нашей следующей встрече, встал из-за столика и, быстро собрав вещи, покинул ставший вдруг душноватым полумрак кафе. Выйдя на ступеньки крыльца, зажмурился от закатного, но всё ещё яркого солнца. Вдохнул полной грудью привычные городские запахи.

И всё-таки, всё-таки… Кто же и правда такой этот «настоящий раб»?

Тот, кто беззаветно вылизывает хозяину грязные ноги и потные подмышки?

Тот, кто позволяет проводить над собой болезненные экзекуции во имя господина?

Тот, кто, пусть и не осознавая всей подоплёки, бескорыстно отдаёт десятки лет своей жизни любимому человеку?

Или всё же тот, кто, находясь безо всякого желания в абсолютной власти владельца, не имеет возможности изменить хоть что-то в своей судьбе, даже если захочет?

Надо подумать…

Не полезу в многолюдное метро. Лучше прогуляюсь по вечернему полупустому парку, пока природа не надела на него пёстрый осенний ошейник. Подышу свежим воздухом…



Рассказанная история – вымысел.
Все возможные совпадения с реальными людьми или их судьбами – случайность.
Мнения персонажей могут не совпадать с мнением автора.


SubIntro (aka KafkaBoy)
Москва, 18.09.2018