Без названия

В шесть часов вечера зазвонил телефон.
- Юра. Это ты? Это Павлик. Помнишь, как мы с тобой ехали в поезде из Питера в Москву, когда ты возвращался из командировки?
- Да, да. Конечно Павел. Ты где сейчас?
- Я на Павелецком вокзале. Мне бы очень хотелось бы встретиться с тобой.
Мы быстро договорилась о месте встрече, и я помчался на Павелецкий вокзал.
Он держал на плечах всю ту же знакомую сумку, набитую вещами.
- Поедем ко мне, что мы будем торчать здесь на вокзале.
Через полчаса мы были у меня дома на Хохловке.
- Располагайся. Чем богаты, тем и рады. Сказал я, доставая бутылку водки из холодильника.
- Я сейчас один. Жена уехала с сынишкой в деревню отдыхать, набираться сил, дышать свежим воздухом и пить парное молоко. Закуска у меня не богатая. Живу холостой жизнью, пока один.
Мы выпили за встречу.
После третьей рюмки Павел поглядел на меня. Я видел, что он хотел что-то сказать, но не решался.
- Юра. Извини за наглость, но можно мне немного пожить у тебя. Хочется Москву посмотреть, а то я всё проездом.
- Павел. О чём речь – мой дом, твой дом. Живи, сколько хочешь. Вдвоём нам веселее. Утром я ухожу на работу, оставлю тебе ключ запасной. Гуляй по Москве, сколько хочешь, только не заблудись.
Радостная улыбка появилась у него на лице. Он протянул мне руку через стол.
- Спасибо, Юра. Ты хороший человек.
Мы опорожнили бутылку, он полез в сумку.
- Раз пошла большая пьянка – режь последний огурец. Сказал он, извлекая бутылку водки из своей необъятной сумки.
Мне не терпелось узнать, как там у него сложилась судьба с той женщиной, к которой он так стремился.
Я не выдержал.
- Ну, как у тебя сложились отношения с Наташей?
Он замолчал, опустил глаза и задумался. Через минуту Павел посмотрел на меня, глаза его были грустные.
- Я всегда говорил что фантазии и реальность две несовместимые вещи. Ты можешь представлять себе яркие картины, но реально всё не так. А я ведь, Юрка видел, как ты следил за мной, когда я входил с вокзала. Да не красней. Я бы тоже не утерпел, чтобы увидеть ту женщину, о которой рассказывал.
А теперь слушай, я постараюсь рассказать всё по порядку.
Когда ты удовлетворил своё любопытство и нырнул в метро, мы поехали к её родственникам. Большая трёхкомнатная квартира. Счастливые вы москвичи, живёте в отдельных квартирах, а мы питерцы так и прозябаем в коммуналках.
- Не все у нас имеют квартиры, многие живут с соседями.
- Продолжаю. Три дня она меня таскала по московским магазинам. Тряпки, тряпки, как женщин интересуют тряпки. Она мерила кофточки, юбки. Просила продавщицу принести ещё, и уходила из магазина, ничего не купив, доведя продавщицу до белого каления.
С утра до вечера мы таскались по магазинам, перекусывали в кафе, а вечером возвращались, едва волоча ноги.
Наконец, были куплены билеты на Тамбов в отдельном купе. Все одиннадцать часов она не спускала с меня глаз.
- Павлик, покушай это, а вот это попробуй. Она хотела, чтобы я непрерывно что-то жевал.

И вот мы в Тамбове. Её дом действительно находился на краю города. Невдалеке виднелся большой пруд с плакучими ивами по берегам.

И вот мы в Тамбове. Её дом действительно находился на краю города. Невдалеке виднелся большой пруд с плакучими ивами по берегам.
С трепетом мы ждали наступления вечера. Волновался я и видел, волновалась и она.
- Что же ты, раздевайся. Она с восхищением оглядела мою фигуру.
Наташа быстро разделась. И тут в восхищение пришёл я. Скажу тебе, что мне нравятся полненькие женщины. Полная грудь, шикарная попа, которую за три дня не объедешь. И всё это такое большое и всё моё.
Дальше я рассказывать не буду, сам знаешь, это неописуемо. Только добавлю. Что два изголодавшихся человека мужчина и женщина отдавали дань богине любви.

Часы показывали полночь.
- Павел, давай прервёмся. Завтра мне рано на работу. Я тебе сейчас постелю.

На следующий день мы снова сидели за столом. Прикончили вчерашнюю бутылку. Павел извлёк новую и поставил на стол.
- Какой задушевный разговор может быть без выпивки. Не против, Юра?
Он, как всегда не сразу начинал свой рассказ. Рассказывал, где он был сегодня, посмотрел Красную Площадь, был в ГУМе. Коренные москвичи редко посещают центр, как и питерцы Невский Проспект.
- Ты съезди на ВДНХ, там есть, что посмотреть, а центр – там сплошная толчея.
Паша призадумался.
- Я продолжу? На третий день я лежал в постели и ждал её. Она явилась передо мной в своём обнажённом великолепии, как будто сошла с полотна Рембрандта.
- Ты помнишь, Павлик, что ты мне писал в письме.
- Я много писал тебе, писал, что ты мне нравишься, что хочу встретиться с тобой.
- А что ты ещё писал? Не помнишь?
Я вспомнил, и у меня загорелись уши.
- Я вижу, вспомнил. Покажи ка мне свою жопку. Трусики я сама спущу.
Она спустила их, а потом подумав, совсем сняла. Полюбовавшись на мою задницу, она пошлёпала её.
Заскрипела створка шифоньера, покопавшись там, она достала ремешок и сложила его вдвое.
- Не боишься, что я выпорю тебя сейчас ремешком? Я несильно.
Сердце моё бешено заколотилось от этих слов. Голова закружилась.
- Ах. Вскрикнула она каким-то изменившимся голосом и щёлкнула меня ремнём.
- Ах. Вот так по жопке. Ох. Вот так жопку секут ремешком.
Она охала и ахала каждый раз, когда касалась ремнём моей жо…
- Тебе хорошо, Павлушечка? Может посильней. Смотри на меня, не отворачивайся.
Я повернул голову и увидел её сияющее лицо.
- Посильней?
- Можно.
Следующий удар заставил меня вскрикнуть.
- Вот и хорошо, подал голосочек. А то всё молчишь.
Я смотрел на её шикарные бёдра и вскрикивал после каждого шлепка ремнём.
Она остановилась. Подошла ближе и погладила мои ягодицы.
- Скажи мне, что ты хочешь ещё.
- Ещё. Процедил я сквозь зубы.

Она каждый раз спрашивала – Ещё? И я соглашался, хотя с трудом терпел эту жгучую ласку.
- На сегодня довольно. Сказала она, пряча ремень в шифоньер. Подошла ко мне и долго гладила меня.
- Какая красненькая жопулька у тебя. Я довольна. А ты? Ты доволен? Я очень хочу тебя, прямо немедленно, но сначала поцелуй меня.

Начались занятия в школе. Она уходила с утра, поцеловав меня спящего на прощанье.
- Спи, спи, Пашенька, тебе ещё рано вставать.
Школа была рядом, и она иногда прибегала, чтобы проведать меня и спросить, кушал ли я.
Когда Наташа только успевала готовить. А готовить она была мастерица. Почти каждый день была свежая выпечка – сладкие пирожки, булочки с кремом, плюшки и прочее.
Мне нравилось, как она готовила голубцы. Но фирменное её блюдо было зразы по-польски. Это обжаренные с луком кусочки свинины, завёрнутые в отбитый пласт куска говядины, прошитые нитками, обжаренные в сале, а потом тушёные в томатном соусе.
- Кушай, Паша, кушай. Мужчина должен есть мясо. От картошки только воротнички накрахмаленные стоят.
Она всё время сокрушалась, что мало ем, хотя я вылезал из-за стола с явным пресыщением.
Днём я не знал куда себя девать. Город я не знал, да и что я там буду делать.
У неё была хорошая библиотека.
- Пять тысяч книг, если не больше. С гордостью сообщила она мне. – Читай. Там ты найдёшь то, что никогда не читал.
Её большой дом с темя комнатами едва вмещал многочисленные полки и книжные шкафы, набитые книгами. Это был книжный рай.
Я несколько раз перечитывал Ивана Бунина «Тёмные аллеи». Нашёл Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита», они снились мне во сне.
Книги скрашивали моё существование в этом незнакомом городе.

Через несколько дней она, когда мы сидели за ужином, она улыбнулась мне.
- Сегодня я угощу тебя солёненькими.
Я подумал, что это какое-то новое блюдо.
- А что это?
- Узнаешь. Сказала она, едва сдерживая смех.

Наталья поселила постель.
- Ложись, я скоро приду.
Я нырнул под одеяло и всё думал, о чём она говорила, упоминая «солёненькие».
Она появилась, как всегда, в костюме Евы.
- Сегодня мы внесём разнообразие. Жопку покажи. Тебе нравиться, когда я сама снимаю у тебя трусы? Лежи так, я сейчас.

Я лежал и смотрел в сторону двери, куда исчезла Наталья. И вот дверь распахнулась, и она вошла, торжественно держа в руках пучок блестящих от влаги прутьев.
- А вот и солёненькие.
Я спрятался под одеяло.
- Куда, куда. Я же обещала тебе в письме солёненьких. Вот и попробуешь.
Она сдёрнула одеяло. Я приготовился к экзекуции.
- А-а-а. вау-вау. Ой-ой-ой. Ма-а-а-а.
От второго удара я как пружина подпрыгнул чуть не до потолка.
- Да я легонечко тебя стеганула. Какой ты чувствительный. И она опять мне напомнила про то письмо, которое позволяло делать ей со мной всё, что она захочет.
От третьего удара я выгнулся дугой, хотел спрыгнуть с кровати и бежать нагишом из дома.
- Ну что ты, Пашечка, я легонько. Может тебя привязать?
- Не надо.
Если она меня привяжет, я не смогу спрятаться под кровать. Но вот что удивительно – задница сильно зачесалась и каждый хлёсткий удар не надолго облегчал зуд.
Солёные розги из плакучей ивы гуляли по моему мягкому месту. Сильно чесалось. Мне хотелось, чтобы она почаще стегала, только тогда я чувствовал короткое облегчение от невыносимого зуда.
- Ещё, ещё.
Мои слова вдохновили её. Она старалась, пока прутья не обломались.
- В следующий раз я принесу побольше.
- О-о-о. застонал я и яростно стал расчёсывать задницу.
- Не чеши. Я сейчас.
Она принесла миску с водой и стала смывать влажной тряпочкой соль с моих ягодиц.
Потом проходя мимо твёрдо стоящих предметов, я старался почесать о них задницу. Сидя на стуле, я вертелся волчком, стараясь прочесать все своё сидячее место.
На другой день она выпорола меня ремнём, добавив новых страданий.
И вот тогда у меня промелькнула мысль – а не убежать ли мне из этого дома.
Мы пришли к общему соглашению, что пороть она меня будет не раньше чем через пять дней.
Я стал замечать, что у меня стало не в порядке со стулом. Бифштексы, ромштексы, шницеля, постоянно мясная пища сделали своё дело. А может быть вода? Ты помнишь, Юра, нашу мягкую ленинградскую водичку, когда намылив руки, ты ни как не сможешь смыть мыло.
На второй день после неудачной попытки, и когда у меня стал пучить живот, я признался Наталье.

- Пашенька, я сделаю тебе хорошую клизьмочку. Не волнуйся, всё будет хорошо.
- А другого способа нет?
- Это самый радикальный способ.
Она готовила кружку Эйсмарха в ванной комнате, а я сидел без штанов и ждал процедуру.
Наташа позвала меня.
- Встань на колени, попу повыше, голову вниз. Смотри на меня, да не лицом, а попой, выше, выше.
Мне стало неприятно, когда она стала запихивать какую-то штуковину мне в зад.
- Вот и хорошо водичка пошла, я добавила немного сока лимона.
Через некоторое время мне стало нестерпимо удерживать то, что она влила в меня.
- Вот, и ещё разочек. Попрыгай, не торопись.
Но я, чуть не сбив её с ног, мчался в туалет.
Она готовила Эйсмарха к новой прочистке кишечника, а я издавал из туалета неприличные звуки.
На следующий день по моей просьбе она сделала полведра салата.
- А то всё мясо, да мясо.

Мысль о бегстве из этого рая, где порка почиталась как культ, где ласки и любовь этой женщины чередовались с экзекуцией. Когда мой зад страдал, присаживаясь на стул, когда мой кишечник протестовал от постоянной мясной пищи, и приходилось просить о помощи.
Бежать, бежать в мой милый город, размышлял я по ночам прижатый мощной попой к стенке.

- Юра, я смотрю ты уже украдкой зеваешь. Засиделись мы. Завтра я закончу свой рассказ, а послезавтра я уезжаю.
- Ты не останешься?
- Пора, пора. Паровоз ждёт. Утром сяду на Красную Стрелу, и через восемь часов буду дома. А пока постели мне.

На третий день, когда я вернулся с работы, Паша накрыл стол и выставил бутылку водки.
Я покосился на неё.
- Не сопьёмся?
- Спивается тот, кто пьёт в одиночку. За компанию люди не спиваются. Садись.
Мы выпили по первой, потом по второй. Павел рассказывал где он был сегодня. Рассказ свой он начинал, как всегда не сразу.
После третей рюмки он задумался, восстанавливая в памяти все тамбовские события.
- Она неожиданно стала меняться день ото дня. В её интонации появились властные нотки.
- Я выпорю тебя сегодня.
- Как? Ты же только вчера меня порола. Мы же договорились.
- Когда захочу, тогда и буду. Что скис? А что ты мне писал….
И опять это проклятое письмо, о котором она мне напомнила.
- Теперь ты мой, навсегда мой.

Я прервал Пашу.
- Ты не говорил ей о том, чтобы вместе поехать в Петербург и жить там.
- Говорил. Ни в какую. Здесь у меня дом, работа, я не собираюсь уезжать в холодный Петербург, где у вас сплошные дожди. Чем тебе не живётся у меня? работать я тебя не заставляю. Мне нужен мужчина, а не арбайтер. Я в состоянии содержать тебя и себя. Итак, она предложила мне роль Жигало.

- Перед сном она меня выпорола, на незажившие болячки на заднице легли новые. Ей нравилось, когда я кричал, это возбуждало её.
От боли я не мог заснуть всю ночь. Мысль о побеге не покидала меня. Постепенно боль утихла, и я заснул.
Проснулся поздно. Одевшись и собрав свои вещи, я вышел из дому, заперев его на ключ. Ключ я спрятал туда, куда мы договорились.

На вокзале у кассы стояла небольшая кучка людей. И когда подошла моя очередь, и я сунулся в окошко кассы, на моё плечо легла тяжёлая длань.
Она смотрела на меня, не проявляя никаких эмоций.
- Пойдём.
Взяла меня за руку и повела на выход. Я послушно последовал за ней.
Вечером, когда она вернулась, ужинали молча, стараясь, не глядеть друг на друга, а когда подошла пора спать, она неожиданно изменилась, стала ласкова.
- Пашенька, не убегай больше от меня, я не сержусь. Давай сыграем в одну игру.
- В какую?
- Узнаешь, ты этого ещё не пробовал.
Она мурлыкала сладким голосом, а глаза её были злыми. Я не придал этому значение, а зря.

Она связала мне руки за спиной, плотно запеленала простынею с ног до головы как мумию, оставив только оголённой часть ниже спины.
Скрипнула створка шифоньера. Она там долго копалась, и наконец, нашла.
- Вот он.
В руках она держала кожаный армейский ремень.
- Пряжечкой бы тебя, да уж ладно пожалею.
Как остервенело, она порола меня. От дикой боли я разодрал себе глотку.
- Кричи, кричи. Никто тебя не услышит. Бежать от меня вздумал. От меня не убежишь. Я запорю твою жопу. Ты мой, навсегда мой. Ты навсегда останешься здесь. Забудь про свой Ленинград. Я приучу тебя. Ты в ногах будешь у меня валяться, и просить, чтобы я тебя выпорола. Завтра я тебе ещё добавлю.
Я стал терять сознание. Очнулся, когда она устала меня пороть. Она мне жестоко отплатила за побег.
- Лежи так до утра связанный и помни – нет у тебя другого выхода.
Она хлопнула дверью и ушла спать в другую комнату.
Истерзанный я пытался освободиться от смирительной рубашки. Наконец я освободил ноги, руки затекли, и вот они на свободе. Я коснулся ладонью своих ягодиц – они были влажные и липкие. А ведь бельё от крови плохо отстирывается. Пришла мне в голову такая мысль

Три дня я не мог выйти во двор, она запирала дверь на ключ. За ужином она сидела за столом, я стоял с тарелкой в руках. Насмешливо глядя на меня, она говорила.
- Что стоишь? Больше не вырастишь.
Я стал бояться её. Я искал любовь, а нашёл ненасытную садистку. И за что Бог наказал меня женщиной.

Через некоторое время Наталья сменила гнев на милость. Она легла со мной в постель.
- Давай я тебя поцелую, и ты меня.
Она стала перебирать рукой мои «колокольчики бубенчики», как она говорила.
- Что с тобой, Паша? Ты был таким сильным мужчиной? Заболел? Ну, ничего – это пройдёт.
А я понимал, что уже никогда я не смогу спать с этой женщиной. Страх породил стресс – стресс сделал своё дело.
Она спрятала мою одежду, и по дому я ходил в одних трусах. Каждый день она проверяла состояние моей задницы – когда же можно меня пороть, а я лихорадочно обдумывал план побега.
Когда её не было дома, я обыскивал весь дом в поисках моей сумки, где была моя одежда, документы и деньги. Облазил весь дом, добрался до чердака, но ничего не нашёл.
И вот я наткнулся на маленькую кладовку, заваленными мешками я нашёл свою сумку. Вся одежда была в ней – деньги и документы на месте. Я снова завалил её мешками, чтобы Наталья не догадалась.
Утром, осмотрев моё причинное место, она заявила.
- Завтра можно.
Вечером кошечка, поиграв моими бубенчиками, заявила.
- Вот выпорю тебя завтра. Будешь как живчик. И прижала меня задницей к стенке.

Как только она утором вышла из дома, я вскочил с постели. Прислушиваясь к каждому шороху, я быстро оделся. Еже раз проверил деньги, документы, и вышел из дому, тишина.

Я бежал к автобусной остановке, постоянно оглядываясь. К счастью я увидел автобус, показавшийся из-за поворота.
- Этот автобус до вокзала идёт?
- Идёт.
У касс вокзала было пусто.
- Мне до Москвы, ближайший.
- Поезд отправляется через десять минут. Успеете?
- Давайте, давайте. Успею.
Я мчался по платформе к четвёртому вагону. Проводница махала мне рукой.
- Быстрей, быстрей.
Я вскочил в вагон, когда поезд набирал скорость.
- Пятое купе, проходите.
Я упивался свободой. Дышать стало легче. Пороть меня сегодня хотела. Накося выкуси, чуть не крикнул я.
Поезд шёл, проскакивая пригородные остановки. И тут я вспомнил, что с утра у меня во рту не было ни маковой росинки.
- Где у вас тут можно поесть? Спросил я проводницу.
- Пройдёте вперёд, там вагон-ресторан. Наверное, он уже открылся.
Мне подали непрожаренный шницель и бутылку невероятно кислого сухого вина. Но я, был доволен и этим.

- Дальше ты знаешь. Я позвонил тебе с вокзала. Ты меня встретил. Давай допьём и баиньки. Завтра нам обоим рано вставать. Вот мой адрес. Он достал из кармана листок бумаги.
- Я написал, как меня найти. От московского вокзала доедешь до метро Выборгская, а там метров триста до моего дома. Будешь в командировке, приезжай, нечего тебе по гостиницам болтаться. Тут ещё мой телефон. Звони.
Я написал в блокноте свой адрес, вырвал листок и передал его Павлу.
- Не забывай. Всегда рад тебя видеть.

Утром, выйдя из дома, мы обнялись как старые друзья, и разошлись наши дороги.

ЕЩЁ НЕ КОНЕЦ.

На третий день позвонила мне жена.
- Встречай завтра нас на вокзале в такой-то час.
Нагруженный сумками, сопровождаемый женой и сыном, я шёл к стоянке такси. Сын не закрывал рот, рассказывая, как они с дядей Колей запускали змея, ловили рыбу.
Жена рассказывала, что она привезла из деревни – мёд, яблоки, сало и прочее. Я слушал их обоих, сгибаясь под тяжестью деревенских даров.
Дома сын в десятый раз рассказывал про змея и рыбалку, пока его не уложили спать.
- Соскучился? Спросила меня жена, расстилая постель.
- Ещё как.
Через две недели пришло от Павла письмо.
«Здравствуй, Юрий. Не успел я приехать, как пришло письмо от неё. Боже, просто ангел во плоти. Как она меня только не называла ласковыми именами. Вернись, вернись, Павлуша. Я буду добрая, не трону тебя пальцем, если ты не захочешь. Не могу я без тебя жить. Я всегда мечтала иметь такого мужчину как ты. Вернись.
Письма приходили от неё через день, я не отвечал. И вот она пишет, что собирается приехать ко мне и забрать с собой. Что мне делать, даже через письма я чувствую её власть надо мной»
- От кого письмо? Спросила жена.
- От друга из Питера.
- От друга, а может от подруги?
- Нет. Ты меня знаешь. Я однолюб.
- Я постелила, ложись спать.
Я сидел на софе и размышлял. Почему это так любят некоторые мужчины, когда женщина их стегает ремнём.
- Что сидишь, спать пора.
- Лен, а ты сможешь меня выпороть?
Она удивлённо подняла брови.
- Есть за что?
- Да нет, просто так.
Она подумала.
- Вспомнила. Есть один грех за тобой.
Скрипнула створка шифоньера. Она выдернула ремень из моих брюк.
- Ложись.
ТЕПЕРЬ КОНЕЦ.