Ингрид и Ирма. Отрывок из романа День Сингулярности

Дверь вела в небольшую залу, которая словно сошла с холста современного художника, пытавшегося изобразить пыточную камеру инквизиции. Безуспешно – в первую очередь потому, что у Святой Инквизиции, как у института церковного, не было и быть не могло таких чисто земных и светских инструментов, как пыточные камеры, орудия пыток и так далее.

Всё это (включая палачей) арендовалось у светских властей. А поскольку профессия палача в Европе всегда была одной из самых засекреченных, а подследственные (их «жертвы») давали подписку - под страхом смертной казни – молчать обо всём, что с ними происходило в пыточных камерах, вся без исключения литература и живопись на пыточную тему были исключительно плодом авторского воображения.

Нечто подобное Колокольцев уже видел – в садомазохистском донжоне на берлинской Виттенберг-плац. Внешне это был обычный псевдо-итальянский бар под названием Спагетти и Макарони.

Правда, ни спагетти, ни макарон в меню не было – буквы С и М означали нечто совсем другое – Садизм и Мазохизм. Внутри это был тоже вроде бар как бар... за исключением того, что по внушительного размера залу постоянно циркулировали облачённые в грозно скрипевшую кожу брутального вида дамочки в высоких шнурованных ботинках.

Дамочки были всех возрастов, цветов (в смысле волос на голове – одежда у всех была строго чёрная) и фасонов (в смысле роста и комплекции). Объединяло их только одно – их прозвище. Торговая марка, если хотите – ибо их услуги были платными (причём настолько платными, что цены кусались похлеще их плетей)

Boot Mädchen. Девушки в ботинках. Последнее было очень важным, ибо цвет шнурков на ботинках был отличительным знаком, сообщавшим тем кто в Теме (так в русском языке обозначалось БДСМ-сообщество) о специализации соответствующей домины.

Бордовые шнурки носили специалистки по вербальным унижениям (которые хлещут куда больнее не только ремня или плети, но даже и кнута). Белые – профессионалок в области пет-плея. Ролевой игры, в которой клиент - сабмиссив мужского или женского пола – должен был изображать то или иное животное (обычно собаку). Разумеется, нагишом, в ошейнике и на поводке.

Зелёные шнурки носили «психологини от БДСМ» - специалистки (иногда с дипломом, но гораздо чаще без) в области психологического подчинения (порабощения, по сути), деперсонализации и тому подобных mind games. Грубо говоря, мозготраха.

Всем вышеперечисленным донжон («камера боли») был без надобности – их устраивала обычная комната, которых в баре было вполне достаточно. Донжон был царством доминатрисс, которые специализировались на причинении физической боли.

О чём гордо сообщали шнурки красно-коричневого и чёрного цвета (Колокольцев так и не понял разницу). Возможно, это было что-то вроде разницы между коричневыми СА и чёрными СС (ибо и у тех, и у других физическое насилие было вполне себе standard operating procedure).

Именно на домину в чёрных шнурках он и наткнулся буквально сразу же после того, как пересёк на удивление гостеприимный порог Спагетти и Макарони. Точнее, она его отловила – очень грамотно отловила, надо отметить (его инструктора в ОГПУ обзавидовались бы – а то и вовсе предложили бы ей высокооплачиваемую и интересную работу).

Он изысканно-вежливо (мало ли что) отклонил предложение Ингрид (так она представилась) испытать на себе её искусство бичевания. Но выдвинул контрпредложение – найти симпатичную девушку, которая очень хочет быть выпоротой, но не может себе этого позволить, ибо банально нет денег. И заплатить за сеанс с условием присутствия в качестве наблюдателя.

Девушка нашлась быстро (даже очень быстро) – причём к идее быть выпоротой в присутствии совершенно незнакомого мужчины отнеслась очень даже положительно. Объяснив, что стыд только усиливает ощущения.

Только вот пришлось заплатить по двойному тарифу – один за девушку, второй за себя (в смысле, за наблюдение). И за свой счёт накормить Ирму (так представилась девушка) неожиданно обильным и предсказуемо недешёвым ужином.

Ирма абсолютно спокойно разделась догола (видимо, это была далеко не первая её сессия). Убрала необычно (для берлинской моды того времени) длинные волосы в аккуратный пучок – чтобы и её спина была полностью открыта для порки. Подошла к андреевскому кресту (тоже, похоже, хорошо знакомому ей инструменту), покорно прижалась...

Ингрид привязала её к кресту и начала пороть.

Колокольцев неожиданно даже для самого себя выдал:

«Я хочу, чтобы ей было очень больно. Очень. Нестерпимо больно...»

«Будет» - улыбнулась доминатрисса. «Ибо в этом наши желания – твои, мои и Ирмы – совпадают чуть более, чем полностью...»

Порка была долгой. Очень долгой. Ингрид порола клиентку плетью-однохвосткой (по ягодицам) и кошкой-девятихвосткой (по спине). Ирма стонала, кричала (орала даже), выла, слёзы текли Дунаем по её симпатичным щёчкам... а он наслаждался, реально наслаждался её болью, страданиями, криками, стонами и плачем. Ему было стыдно признаться в этом даже самому себе, но ему было очень, очень хорошо, комфортно и приятно.

Закончив первую часть порки, доминатрисса дала клиентке немного передохнуть (порола она её практически без перерыва, постоянно меняя и ускоряя ритм, чтобы тело девушки не могло привыкнуть к боли).

Затем отвязала от андреевского креста, привязала за запястья к кольцу (прикреплённому к высокому потолку внушительной средневековой цепью), а за лодыжки – к таким же кольцам, привинченным к средневеково-каменному полу.

И начала пороть Ирму по бёдрам. По внешней и внутренней стороне. Порола жёстко, безжалостно, долго и явно очень больно. Пока девушка не потеряла сознание, бессильно повиснув на кольце.

Ингрид гордо заявила: «Я всегда засекаю клиентку – или клиента – до потери сознания. Как это делал дед героя повести одного русского писателя...»

«Алёшу Пешкова» - автоматически ответил он на её незаданный вопрос. «Эта автобиографическая повесть называется Детство. Её написал Максим Горький. Алексей Максимович Пешков...»

Доминатрисса кивнула. «Точно. Ну так вот, все знают, что я секу до потери сознания. Знают – и соглашаются...»

«И она знала?» - удивлённо спросил Колокольцев, кивнув в сторону отключившейся Ирмы.

«Конечно» - улыбнулась домина. «Я её уже не первый раз... обрабатываю. Не бесплатно, конечно – у неё уникальный дар добывать деньги на оплату моих услуг...»

Источник этих денег Колокольцеву был кристально ясен. Домине, по-видимому, тоже. Поэтому оба тактично промолчали.

Ингрид привела клиентку в чувство. Освободила. Помогла подойти к скамье. Дала немного отдохнуть.

А затем резко, хлёстко, приказала собкору (словно ударив его бичом):

«Трахни её. Жёстко трахни...»

Он ошалело уставился на неё. Ибо ничего подобного совершенно не ожидал.

Домина неожиданно спокойно (даже бесстрастно) объяснила:

«Ты очень сильно сексуально возбуждён. Тебе нужна сексуальная разрядка. Прямо сейчас. Иначе ты чёрт-те чего наворотить можешь...»

Это было не совсем так, ибо уж чему-чему, а контролю над своими желаниями и эмоциями его в ОГПУ научили зер гут – да и практика была богатейшая, надо отметить. Но определённая сермяжная правда в этом утверждении была, конечно.

«Это во-первых» - невозмутимо продолжада Ингрид. «Во-вторых, ты подсознательно хочешь – очень хочешь - подчиняться женщине. Но ты настолько задавил это желание, что...»

Она грустно махнула рукой.

«... лишаешь себя просто неописуемого удовольствия. Реально неописуемого. Единственный мой приказ, который ты способен выполнить – это изнасиловать Ирму. Реально изнасиловать...»

«Ибо в-третьих» - неожиданно лукаво улыбнулась домина, «она вот уже не один год мечтает, чтобы её изнасиловали. Только вот сказать боится»

Колокольцев бросил быстрый взгляд на девушку. Она кивнула и прошептала:

«Хочу»

И он её изнасиловал. Немедленно. Одним движением преодолел разделявшее их (не такое уж большое) расстояние, схватил за волосы, грубо поставил в коленно-локтевую на скамью, спустил трусы и брюки...

И изнасиловал. Грубо, жестоко, животно изнасиловал. Больше, чем животно (грубое половое насилие животным обычно несвойственно, ибо может помешать продолжению рода)

Получив мало с чем сравнимое удовольствие. Точно не с обычным («ванильным») сексом. Ибо это было вообще, как говорится, небо и земля...

Тогда он ещё не знал, что пройдёт совсем немного времени, и на Вилле Вевельсбург он получит на порядок большее удовольствие. Изнасиловав больше, чем женщину. Полубогиню. Таинственную Марту Эрлих.

Он много чего не знал – по совершенно объективным причинам, ибо не обладал даром видения будущего. Впрочем, не знали этого ни Ингрид, ни Ирма.

Они не знали, что пройдёт всего восемь лет и не успевшая эмигрировать еврейка Ингрид Мец, которая к тому времени переедет в Дюссельдорф, будет арестована гестапо, депортирована в кошмарное Минское гетто, затем перевезена в ещё более жуткое гетто в Койданово, где будет расстреляна в марте 1942 года.

А чистокровная арийка Ирма Бауэр наденет серую униформу СС-Кригсхельфериннен и станет одной из самых страшных и жестоких надзирательниц женских бараков в Равенсбрюке, Освенциме-Биркенау и Берген-Бельзене. Получив аж три впечатляющих прозвища - «Светловолосый дьявол», «Ангел смерти» и «Прекрасное чудовище».

Помимо обязательной униформы, она всегда будет носить тяжёлые армейские ботинки с чёрными шнурками, пистолет (не карманный Вальтер, а тяжёлый армейский Парабеллум) и плетёный проволочный кнут.

17 апреля 1945 года она будет арестована британской военной полицией. Ровно пять месяцев спустя - 17 сентября – она предстанет перед Бельзенским военным трибуналом по обвинению в преступлениях против человечности.

Ещё через два месяца – 17 ноября – она будет признана виновной и приговорена к смертной казни через повешение. Приговор будет приведён в исполнение в Хамельнской тюрьме специально выписанным из Лондона знаменитым английским палачом Альбертом Пьеррпойнтом тринадцатого декабря 1945 года.

Автору огромное спасибо одновременно за эстетическое, историческое и эротическое удовольствие!