На кухне

Светка болеет. У нее высокая температура и заложен нос. Лечь в кровать она отказывается, несмотря на поздний час и все мои увещевания. Она сидит на кухне в толстом свитере, колготках и шерстяных носках, с ногами на втором стуле, и курит одну сигарету за другой. Я делаю ей чай с медом.

Продолжая размешивать ложкой чай, я поднимаю глаза и встречаюсь взглядом со своим отражением в темном оконном стекле. Я вглядываюсь в отражение, и за ним начинают просматриваться покачивающиеся кроны деревьев и окна расположенного напротив многоэтажного дома, в точности такого же как наш.

Я продолжаю вглядываться. В одном из окон напротив то гаснет, то загорается свет. Ребенок, играющий выключателем? Техническая неисправность? Окно мигает, будто передавая мне сообщение. Точка, точка, тире...

Перевожу взгляд на маленький красный огонек, прилепившийся к стене дома слева от мигающего окна. Лазерная указка? Нет, это что-то другое, тусклее, неподвижнее.

- Ну что, готов мой чай? - спрашивает Светка из-за спины, и я понимаю, что красный огонек в моем окне - отражение ее зажженной сигареты.

- Да. Да, конечно, - спохватываюсь я и ставлю перед Светкой чай.

- Спасибо, ты так трогательно заботишься, - Светка хрипит и говорит в нос, - Присядь, давай поговорим.

- Давай, конечно! У меня никаких планов. Да и какие, собственно, могут быть мои планы...

- Угу, - светкины зрачки лихорадочно поблескивают, - А ты знаешь, я вдруг поняла, с какой стати со мной эта напасть. Вчера среда была? Среда. А я яйцо вкрутую съела. Вот и расхлебываю. Что, не может такого быть? Откуда в тебе этот дурацкий скепсис, всю жизнь гадаю...

- А у тебя, спрашивается, откуда такая убежденность? Подумаешь, яйцо!

- Только не затевай религиозный диспут. Все равно останемся каждый при своих.

- При своих тараканах.

- Посовестился бы, а?

- Нет, я все понимаю, вполне возможно, в твоей простуде виновато именно съеденное яйцо, у тебя это уже работает на уровне самовнушения, Бога ради, раз тебе так интереснее...

- Да, мне так интереснее. Устраивает?

- Как знаешь. Только не верю я в эти бабушкины небылицы. Бог, даже если он существует, за это яйцо на тебя не в обиде, уж поверь.

- Нет, какой ты еще все-таки мальчик. Просто диву даюсь.

- Ну объясни, объясни мне, причем тут яйцо!

- Да грех это, елки-палки! Небольшой, но грех. Действие вопреки божьей воле.

- Ну, если я, по-твоему, маленький мальчик, то ты уж точно - маленькая девочка. Это так заманчиво - жизнь под неусыпным надзором, шаг влево, шаг вправо - насморк! Температура! Кирпич по башке! Не дай Бог, конечно...

- Фильтруй базар, Серега, хорош всуе поминать - "Бога ради", "Не дай Бог", все равно тебе невдомек о чем речь...

- Это почему невдомек? Все с тобой понятно. Так ты не чувствуешь себя одинокой. Пускай страдания, невзгоды - зато под теплым крылышком!
- Я правда не чувствую себя одинокой... Я очень счастлива. Даже сейчас, когда горит все тело и вскипает мозг от того, что ты снова споришь... Неужели нельзя просто посидеть, поговорить...

- Хорошо. Давай говорить. Расскажи, как пришла ко всему этому. Что послужило импульсом.

- Человек не может не веровать. Он верует даже если мечтает не веровать...

- Давай-ка лучше о себе, с чего все началось.

- Я же рассказывала, началось в двенадцать лет. С классом была на экскурсии. Я ничего не знала, ни во что не верила и не собиралась. Просто отлепилась в какой-то момент от группы и полубессознательно забрела в храм, ноги сами привели... Там почти никого не было, литургия давно прошла...

- Да, ты рассказывала. Ты встала у Распятия. И сразу все поняла. Но что ты поняла? Что именно?

- Да ничего я не поняла. Просто он живой был. Живее, чем все окружавшее. Живее жизни.

- Эх, жаль, со мной такого не приключалось. Никаких откровений.

- Ты просто не готов. И вообще, далеко не всем так везет. Но Бог любит каждого. Плесни, будь другом, еще кипяточку, - Светка пододвигает свою чашку.

Я кипячу электрочайник, и пока он гудит, мы молчим. Я наполняю кипятком светкину чашку. Возвращаю ей.

- Сергей, чего притих? Говори со мной, пожалуйста. А то хреново что-то. Можно на любую тему.

- Знаешь, Свет, я тут думаю над твоими словами... Похоже, мне действительно есть чем поделиться...

- Так делись давай, не рассусоливай.

- Ага. Щас, себе тоже заварю, - от переполняющих голову мыслей я немного дрожу, и, когда насыпаю в чашку заварку, несколько чаинок с сухим шелестом просыпаются на кухонный стол. Я завариваю чай, протираю губкой стол, сажусь на стул, размешиваю ложкой кипяток.

- Ты ведь знаешь, Света, я уважаю любую религиозность, и твою в том числе... И все-таки в этом есть нечто меня настораживающее... Все религии учат добру, учат не красть, любить ближнего... Сострадать. И за такое достойное поведение все они сулят загробное блаженство... Не убей, не укради - и застолби себе на небесах выгодное местечко! Ну а если я не хочу убивать просто потому, что не хочу, если стремлюсь к добру исключительно из любви к добру - тогда в какого бога остается верить? Милосердие из милосердия, бескорыстие из бескорыстия, разве может быть что-либо выше? А обряды эти твои - что в среду можно есть, что в четверг...

- Ну ты раздухарился, - комментирует Светка с какой-то странно зловещей интонацией, а может быть, зловещесть чудится из-за охрипшего голоса.

- К чему все это? - продолжаю, - Чувство, что за тобой вечно наблюдает всевидящее око, постоянная боязнь прогневить вышестоящую инстанцию... Разве страх и любовь совместимы? Разве нам недостаточно чистой совести? Святилища, реликвии - разве не пережиток прошлого? Вполне возможно, что Бог - самая совершенная человеческая выдумка...

- Да это ты его выдумка, - встревает Светка.

- ...но когда-нибудь, не сомневаюсь, мы сбросим этот балласт, чтобы воспарить еще выше...

- Слова, слова.

- Свет, до чего все же трудно вести с тобой дискуссию...

- Да это дискуссия уровня детского сада. Где оно, твое бескорыстие ради бескорыстия? Одно самоупоение. Слышал бы ты себя со стороны. Как можно так по-дебильному рисоваться? И перед кем...

- Ах вот ты как, - бормочу я сквозь зубы, - Чтобы я еще хоть раз в жизни с тобой откровенничал...

- Ну кому, кому ты в последний раз помогал из любви к бескорыстию? Кого из беды выручал?

- Раз уж на то пошло, то я сутками тебе помогаю... Все хозяйство на мне...

- Ты живешь у меня дома на мои средства, - хрипит Светка, - Так что этот пример не подходит.

Некоторое время мы сидим молча.

- Света. Ну зачем ты так.

- Марш за сигаретами, - отзывается Светка, - А это в ведерко, - щелчком указательного пальца она запускает по столу пустую сигаретную пачку.


***

Светка распечатывает свежекупленную пачку, вытаскивает сигарету, закуривает.

- А теперь, Сережа, твоя очередь послушать. Во-первых, прости, если обидела. Я не хотела. Просто ты своей напыщенной речугой реально взбесил. Я очень ценю все, что ты для меня делаешь, правда-правда. Но отвечу по существу. Ты хорошо говорил о бескорыстии. О справедливости! Только справедливость бывает разная - бывает человеческая, локальная, а бывает, мой дорогой друг, высшая, абсолютная справедливость. И согласно этой внеземной системе координат - то, что нам, глупым людям, представляется благом - возможно, содержит скрытую угрозу. И наоборот! Ты ищешь земного счастья, но оно эфемерно, и как бы старательно люди его не искали, счастья в этой жизни нет, да и быть не может по определению, оно - удел немногих праведных, оно - награда за праведность. А наша земная жизнь - лишь подготовка к вечности, своего рода испытание... Так выдержим его с честью, Сергей. Не уроним себя в глазах Того, Кому обязаны буквально всем. А ты полагаешь, что если глазки зажмурил - то уже никому не виден. Ты говоришь, страх и любовь несочетаемы. Сочетаемы. Взять хотя бы нас с тобой. Ты меня любишь, и в то же время - боишься. Особенно когда набедокуришь. Так что одно другому не мешает.

- Я боюсь наказаний только в минуты душевной слабости. А так - не боюсь. Я тебе доверяю. И знаю, что наказания мне на пользу.

- Вот это слова не мальчика, но мужа. Это я понимаю. Сейчас ты не рисуешься. Вот и я примерно так же отношусь к выпадающим на мою долю неприятностям, вот к этой простуде дурацкой, - Светка закашливается, - Блин, совсем уже охрипла, скоро на шепот перейду. Завари-ка чайку еще, что ли...

- Ага, - я ставлю чайник, - Но в бессмертие все равно как-то не верится.

- Сергей, взгляни на жизнь непредвзято, и ты поймешь, что ничего о ней не знаешь. Например, когда я тебя наказываю, ты ведь понятия не имеешь, как это потом аукнется. Сопротивляешься, негодуешь. Взять хоть твою былую привычку улицу на красный свет перебегать! Как мы с этим намучились, сколько было сломано копий, сколько пролито слез. Зато теперь... Эй, ты чего, что с тобой?

Спиной к Светке, с электрочайником в руке, я застываю столбом. Опускаю чайник на стол, так и не наполнив чашку кипятком. Сажусь на стул. Гляжу на Светку.

- Ты научилась читать мысли?

- Да вроде нет. А что?

Я молча поднимаюсь и завариваю Светке чай.

- Когда я сейчас выходил тебе за сигаретами, как раз перешел дорогу на красный, - тускло докладываю я, - На перекрестке не было ни одного человека и ни одной машины. Да и светофор обычно не работает в такое время. Но сейчас там горел красный. Возможно, светофор был сломан.

- Ты должен был выждать хотя бы минуты две, проверить, не загорится ли зеленый, - резонно замечает Светка.

- Я спешил. Думал, что ты одна сидишь тут больная. Без сигарет и без меня. И опасности не было никакой.

- Да не в опасности дело, - вздыхает Светка, - Ты же обещал, что не будешь так. И не сдержал свое слово. Это как я вчера - нарушила свой обет. И вот сижу в соплях с температурой. А теперь и тебе немного помучиться придется за невыполненное обещание. Вот скажи, если бы я сама про красный свет не вспомнила - сознался бы?

- Не знаю, - пожимаю я плечами в ответ, - Возможно, я бы просто об этом не вспомнил.

- Печально. Однако хорошо, что все-таки вспомнил. Ты получишь десять ударов нагайкой.

- Когда именно? Когда выздоровеешь?

- Да давай лучше сейчас, чего тянуть. Я, в общем, в силах. Разделаемся - и на свободу с чистой совестью.


***

Мы возвращаемся на кухню. Светка садится на свое место, сверяется с мобильником.

- Половина второго. Баиньки пора. Так, это на сегодня последняя, - Светка вытаскивает из пачки сигарету, закуривает и глубоко затягивается, - А ты, друг мой любезный, почему не садишься? А ну-ка сядь! Шучу. Стой где стоишь.

Боль продолжает яростно пульсировать, но с каждым мгновением, подобно уносящемуся вдаль железнодорожному составу, становится чуть глуше, с каждой секундой все меньше и меньше имеет ко мне отношение. Я смотрю в окно. В доме напротив все спят - в столбик горят лишь окошки лестничных клеток. Да мигавшее жилое окно так и продолжает мигать. Наверное, там никого нет.

- К вопросу о справедливости, - Светка гасит окурок в пепельнице, - И о неисповедимости путей. Ты ведь знаешь, до чего мне туго приходилось в детстве. Какими методами меня воспитывали. И я роптала, сетовала... А вырвавшись, вздохнула с облегчением. Считала себя невинно замученной жертвой. Злилась. В общем, ты в курсе.

- Да, - подтверждаю я, все еще глядя в окно.

- Но с тех пор как мне посчастливилось встретить тебя... С тех пор как я начала тебя наказывать... В общем, поняла, что страдала не напрасно. Благодаря тебе я буквально увидела со стороны саму себя в детстве! Поняла, как смешны и жалки были все мои претензии! Когда ты отчаянно споришь, яростно и безрезультатно пытаешься доказать, что не заслуживаешь очередного наказания, когда малодушничаешь, истеришь под ударами - уж прости, но это случается, хотя сейчас ты все стерепел молодцом - в этом поведении я буквально узнаю саму себя, наглядно наблюдаю все свои ошибки. И вижу, как была неправа, и понимаю, что, пожалуй, со мной обходились еще слишком мягко! Я заслуживала большего! И я стараюсь ради тебя действовать по максимуму, ловить тебя на малейшей слабости, нажимать на самые проблемные точки... Вот она где, справедливость. Сейчас ты ропщешь - но придешь к тому же, к чему и я.

- А я уже пришел. Ты права. Так мне и надо.

- Боже, до чего приятно это слышать.

- Света, а как, кстати, твое самочувствие?

- Получше, кажется. Дай-ка градусник.

Светка сует градусник подмышку, и пока меряется температура, мы молчим.

- Ого! - вскидывает брови Светка, - Тридцать семь и один. Разительное улучшение. Да и дышится как-то свободнее, - Светка отрывисто вдыхает и выдыхает через нос, - Удивительное дело. Кажется, небеса сменили гнев на милость. Давай-ка спать. Вымой посуду, а я полежу почитаю, тебя подожду.

Только что испытанная физическая боль, светкино недомогание, бесконечные споры об устройстве мироздания - все это, стоит остаться в одиночестве, приобретает какой-то привкус безысходности - денек выдался не из легких и, возможно, я просто устал. В который раз я понимаю, что в глубине души не могу ни принять, ни отринуть железных светкиных аргументов. Стоя посреди кухни, я растерянно озираюсь, я совсем один, и даже мигавшее напротив окно больше не мигает, погасло.

Я берусь за посуду. Звук воды из-под крана успокаивает, сторонние мысли сдают свои позиции, и жизнь, кажется, начинает меняться к лучшему.

Опять же, невольно "примеряю" ситуацию на себя. Как много общего и похожего. Моя жена "в обычной жизни" и наших с Ней отношениях точно также не любит сама готовить и убираться, а отдаёт эти обязанности мне. И когда Ей нездоровится, да и просто... Любит, чтобы я приготовил и подал Ей, пока Она отдыхает у телевизора, а после - чтобы я посуду перемыл, убрался на кухне. И только после этого я получаю право присесть рядом с Ней на диван у телевизора. Может приказать мне сделать и подать Ей чай-кофе-какао... Может небрежно бросить мусор, позвать меня и приказать привести в порядок, чтобы самой не вставать лишний раз.

И религиозные моменты у нас во многом схожи с описанным в рассказе. Себя я бы назвал, скорее атеистом, хотя и не воинствующим, а Она - скорее так же рассуждает, как Светлана в рассказе feyerverk-а. "О Боге" вообще, продолжая тему рассказа, можно порассуждать отдельно, но не хочется сразу валить всё в одну кучу.

Вот чем, увы не могу "похвастаться", проводя параллель с рассказом, так это жесткие физические наказания для меня от моей Жены... В воспитательных целях хотя бы. Странное противоречие. С одной стороны, моя Жена не терпит от меня пререканий, любит властвовать и доминировать, но сама при этом говорит, что не любит физического насилия. Ударить кого-то живого (человека или даже животное) Она считает категорически неприемлемым. Например, Она говорит, что даже сесть и просто прокатиться на лошади Ей неприятно, т.к. считает, что лошади тяжело кого-то везти на себе...

Лошадь не просит об ударах, а человек иногда просит. И если пойти человеку навстречу - насилием такие удары, на мой взгляд, не являются. Другое дело, что, допустим, лично мне оказалось непросто примириться с физической болью, и пришлось (временно?) отказаться от подобных практик.

Спасибо, что читаете, и удачи Вам)